Автомат распечатал ответ юбайха: «Инопланетяне боятся собственной тени. Боятся смерти. Им неведом патриотизм». Слово «патриотизм» было напечатано красными подчеркнутыми буквами, что означало приблизительную передачу смысла непереводимой идиомы. «Зачем столько беспокоиться по поводу нескольких убийств? — продолжал гомаз. — Тем более, что мертвецы не относятся к числу твоих соплеменников».
«Ситуация сложнее, чем ты себе представляешь, — возразил Хетцель. — Как бы то ни было, твоя роль во всем этом деле скоро будет выполнена, и ты сможешь вернуться в свою цитадель».
«Чем скорее, тем лучше. Пойдем же!»
«Придется подождать пару часов».
«Еще один пример ойкуменического легкомыслия! Всю ночь мы неслись по воздуху с умопомрачительной скоростью, чтобы прибыть в Аксистиль. А теперь ты мешкаешь. Гомазы откровенны и делают то, что говорят».
«Иногда задержки неизбежны. Я отведу тебя в знаменитый отель „Бейранион“, в роскошную цитадель обитателей Ойкумены, где я намерен вручить тебе пару подарков, чтобы выразить почтение и благодарность». Хетцель направился к отелю. Юбайх что-то раздраженно прошипел и пустился вслед за ним, звеня чугунными медалями, с такой угрожающей решительностью, что Хетцель испуганно оглянулся и отшатнулся. Заставив себя сохранять самообладание, однако, он отвернулся и повел своего чудовищного спутника в «Бейранион», где, к его облегчению, еще никто не проснулся.
Испуская присвисты, очевидно выражавшие возмущение и отвращение, вождь юбайхов зашел в номера Хетцеля. Гидиона Дерби нигде не было видно, и Хетцеля это нисколько не удивило. В том психическом состоянии, в котором находился Дерби, от него можно было ожидать любых неожиданностей.
Хетцель указал на софу: «Отдохни, присядь на этот предмет мебели. Я решил предложить тебе несколько даров, в качестве возмещения за причиненные неудобства». Хетцель достал чемодан и вынул из него переносной фонарь и нож с лезвием из протеума — такой, какими пользовались десантники-штурмовики. Хетцель объяснил гомазу, как включать и выключать фонарь, и предупредил об опасности лезвия: «Будь очень осторожен! Лезвие невидимо: оно режет все, к чему прикасается. Ты можешь разрезать им свой чугунный меч, как стебель цветка».
Юбайх торжествующе защебетал. В распечатке автомата-переводчика значилось: «Это акт умиротворения, заслуживающий одобрения».
«Надо полагать, так гомазы выражают благодарность», — отметил про себя Хетцель. Вслух он сказал: «Теперь я намерен помыться и переодеться. Сразу после этого мы займемся нашим делом».
«Мне не терпится скорее вернуться в лоно моего клана».
«Постараюсь свести к минимуму любые задержки. Отдыхай. Пожалуйста, не пробуй нож на мебели в этих помещениях. Не желаешь ли посмотреть книжку с картинками?»
«Не желаю».
Выкупавшись, Хетцель надел чистую свежую одежду и вернулся в гостиную. Судя по всему, вождь юбайхов за все это время не сдвинулся с места. Хетцель спросил: «Требуются ли тебе пища или освежающий напиток?»
«Не требуются».
Хетцель опустился — почти упал — в мягкое кресло. Горячий душ производил снотворное действие — веки самопроизвольно смежались. Хетцель взглянул на часы: до тех пор, когда можно было ожидать появления сэра Эстевана Тристо в Трискелионе, оставался еще примерно час. Нагнувшись к микрофону автомата-переводчика, Хетцель спросил: «Почему юбайхи развязали „войну ненависти“ с кзыками?»
«Кзыки снюхались с людьми из Ойкумены. Они согласились на унизительное сотрудничество в обмен на поставки „человеческих штуковин“, — это непереводимое выражение было распечатано красными буквами, — и люди учат их изготовлять лучевое оружие. Через пять лет непобедимые орды кзыков смогут повелевать всем Мазом, их детеныши станут носить лучеметы, летать, как горгульи, и уничтожать наше потомство. Кзыки завладеют всем нашим миром, если юбайхи не уничтожат их сегодня же — сами или в союзе с другими кланами, верными древним традициям».
«А „человеческие штуковины“ вы, конечно, оставите себе?»
«Врагу не подобает знать обо всем. Я разболтал достаточно».
Хетцель откинулся на спинку кресла. Где пропадал Гидион Дерби? Если лиссы или олефракты установили его личность — при том, что, по словам сэра Эстевана, им было известно все происходившее в Трискелионе и в отеле «Бейранион» — появившись в Собачьей слободе, Дерби мог нарваться на неприятности. Неприятности могли ожидать его даже в отеле, ни в коей мере не гарантировавшем неуязвимость постояльцев — как Хетцелю пришлось испытать на собственной шкуре. Дерби могли усыпить газом и уволочь туда, откуда никто не возвращался.