Выбрать главу

- Но Перпетимус пообещал ему в следующий раз разрешить приехать в автомобиле и Шаровману, по-видимому такое предложение показалось заманчивым, и на том порешили. Затем много, конечно, поиздевались и над малым ростом каждого встречного, и над манерой сморкаться, испуганно глядя наверх. Машмотиту тоже там повстречали - шла по Червяжному проспекту под руку с Васимихой - в авоське у обоих по две пачки макарон и модные журналы, о чем-то разговаривали, о чем-то спорили. Обе маленькие, дюймовочные, как булавки, - цок, цок по асфальту, как Мартрадор, - а Машмотиту после за крота замуж выдали - маниакальный такой крот - в очках. И, если рассматривать данные закономерности в общих чертах и не размениваться по мелочам, то по особому расположению Перпетимусовой головы наклоняться к газете, каждый встречный обретает к тому же почти призрачное, невесомое положение и становится мало уловим в проекции самоотождествления с текстом, и витает в основном между строк. Иной раз оно ведь и в натуре не разберешь, где крылья, где ребра, а тут еще примешиваются другие синонимы, иные штампы, хаос начинает казаться раем и застежки к нему продаются такие, что застегнул - не оторвешь. Да и мимо "роту" маленького, никто из путешественников тоже даром не прошел. Он ползет по асфальту, а они его стаканом накроют и гогочут. В общем - весело

- А где был Лемон Варанюк в это время?

- Да не знаю я!

Роту, например, глядя на такое веселье, бывает, - ножницы подавай, и он, безусловно, прав в подобных случаях. Здесь рубить топором с плеча кажется ему бессмысленно и абсолютно безнадежно. Наказания такими мерами они ведь не всегда выуживают подобную дичь. Роту умный философ потому, как надо, в конце концов, научится понимать, сколько затупилось подобного инструментария об, так называемый, супинатор, и сколько назиданий трактовалось всуе, в последствии чего, такой вот "путешественник" бывал только сильно помят и слегка напуган, но по-прежнему норовил влезть в другой фасон, и по интуитивной своей симптоматике чувств (будучи вдохновлен увиденным), и в силу будораживших его воспоминаний о классическом прошлом своих предшественников, намеревался дать деру! Но в каком смысле здесь можно понять - "дать деру"?

- Убежать, значит. Чего еще?

- Совсем не в этом смысле. А в том не приблизительном смысле, что, поскольку, понятие "дать деру" не имеет под собой ничего абсолютно ценного (земля то - круглая, и прибежишь все равно сюда же), то выражение "дать деру" значит здесь - "не подать виду" или дать деру "мысленно", когда при появлении в парке, скажем, самого Роту, но уже в натуральную свою величину, каждый прыгающий через хобот и после уехавший "туда" путешественник, как правило, делает вид, что "вовсе не прыгал" и "вовсе никуда не ехал", а стоял с уважением подле самого Перпетимуса и слушал с большим удовольствием его "у". И бывает даже так, что прежде, чем сесть в сани и отправится в путь, преждевременно засунут в хобот Перпетимуса внушительную щепотку нюхательного табаку для того, чтобы возвращение было "быстрым" и никто не смог путешественников уличить в этом путешествии. Из чего ясно видно - никто не хочет, на самом деле, лежать в сундуке и не выглядывать наружу, - каждый шар хочет катиться, что бы ему не говорили. И, потому, существуют некоторые "исключения из правил", которые гораздо чаще случаются.

Много разговоров об этом слышат, много статей пишут, а, спрашивается, - зачем? Как бы ни было "прямо" и "мудро", все равно и обязательно появится где-нибудь такая дичь, которая ружья не боится. Потому не следует нам углубляться от дружеского разговора вглубь четвертого с конца дня пусть даже, если день этот похож на "праздничный" и много под собой подразумевает свежих форм и причудливых повторений, и целиком утопать в поисках еще больших затруднений, чтобы "этое самое "праздничное" отыскать. Прудон пускай разбирается во всем этом - папирус все стерпит...

И не будем здесь говорить так же о том, что, мол, бывают другие, не менее обескураживающие "пустые трюмы", бывают другие не менее обескураживающие обстоятельства, связанные с примеркой новых сапог, и бывает все это и в самом пюпитре симфоний, и в самой выпечке высказываний, и в самой "лжи переименований"! (При одинаковости общих данных и разности впечатлений сия "вата" только намокнет).

6

- И далее, после всего этого, представьте себе...

- Да ну!

- ... "гости приехали", - пишется в газете Перпетимуса, как ни в чем не бывало, но не уточняется - "кто именно?". Те, которые были в дирижабле, ощутившие на себе все прелести чрезмерных аэродинамических нагрузок, когда прыгали через хобот - или те, которые "на санях"?

- Теперь постойте. Здесь есть один не маловажный вопрос, который следует разъяснить. Слышали ли чего о тех - давешних гостях? Не заявлялись ли больше?

- Им последнего раза хватило достаточно. Их теперь долго не будет видать. Где-нибудь после 2-го ноября заявятся, в очередной пустой день, ближе к открытию межрегиональной выставки. Им такие "хухры -мухры", как правило, больно нравятся. И, далее, оставляя, как всегда, без внимания, в сущности, вещи одиозные и могущие при случае много объяснить загадочного в последующей проблематике настоящих концепций, - почему-то говорится в статье не о том, "о каких гостях речь", а именно о том, что вот, мол, "посмотрели гости по сторонам и вдруг заметили, как Чуткин Махнат опять бежит на Спиридон башне, со всеми его тоже "перламутровыми пуговицами" - и говорится об этом прямо-таки с учетом всех Чуткина Махната шагов и вплоть до погодных условий.

- Ну, правильно. И о нем самом надо было рассказать. В чем тут - насмехательство? Вы говорите так, будто здесь было что-то такое необычное. Не перебарщивайте сами уж очень с пуговицами. Подробности конечно важны и уже давно все без исключения и поголовно ими не только привыкли обедать, но и ужинать. Вот вы же - подробности выводите и не видите ничего в этом плохого, и награды получаете за это - так зачем другим нельзя?

- Но я говорю о том, что собственными глазами видел и не один мозоль при этом натер, и преследовал я всегда общие цели, а не свои собственные. А тут явно видно - диалектика не та, симптомы больше Булдыжному подходят, который завтра на дерево обязательно полезет или все получится так, когда Монтарана Хохдимана в зеркало смотрится.

- Здесь вы правы. Подробности тоже бывают разные - синие и красные и желтые

- Да, можно сказать без сомнений, - шел дождь, и было такое - бежал Чуткин Мохнат на Спиридон-башне. Но он и всегда бежит даже тогда, когда никто не смотрит на него. Ну и что с того, что "бежал" и какая нам, читателям, в том может случиться особая привлекательность и особая заинтересованность? Он и теперь, если подойти к башне и посмотреть на нее, бежит себе по ступеням, куда ему хочется - не всегда ведь оно и можно - бежать! Затем, если дальше пробежать глазами газету, и очутиться на месте самой Спиридон-башни, то станет видно, что "бегущий" опять "хочет ударить в колокол и закричать "ура"", но уже не по поводу прибытия гостей, а по поводу их отбытия. Но и здесь получилась у него вместо торжественного звона (поскользнулся) - полька. Затем, видно услыхав польку, и совершенно потеряв всякий рассудок, пришла Машмотита и станцевала. Все, вроде, безусловно, понятно происходит и так оно всегда бывает - если где-нибудь слышно играет музыка, приходит обязательно Машмотита и танцует. Она для того и нужна, как Шаровману - шторм. Но, все-таки, каждому любопытному взгляду, глядя на то обстоятельство, обязательно узнать захочется - в какое именно время пришла Машмотита, и какой на самом деле непосредственно танец она станцевала и зачем? Вот вам и те самые - "разные подробности". Все тут - разное и ничегошеньки одинакового. Но, если вокруг все разное и нет в этом ничего одинакового, и никто не находит никаких взаимосвязей нигде, тогда неминуемо когда-нибудь получиться может так, что связующие звенья одной цепи начнут на разные шестеренки наматываться, и все потому, что не хочется повторений.