Итак...
1
– Итак, как известно, во второй день Холомрока Ботомбота или в чешуйчатый перевертыш тумбы времени, как составляющей первой стадии Сатунчаковского провала – а сам Сатунчаковский провал (правильно – Черзменский) – первый акт начальной доли Хвита Хавота, – дни идут зараз. Или, как говорит Машмотита, – дни «не идут, а собираются… хи…хи…» Если без «хи…хи.», но тоже просто – горы стоят острием вниз, а в небе дырка. Стало быть, можно вполне убедиться, прочищая этот вопрос, что когда Валисас Валундрик идет в это время или кто-то еще идет, то в самой ипостаси шаблона общей мысли и если без губной помады и прочих аминокислот, то Валисас – проекция, Замащенная – узел проекции, путь – тезис, конь – антитезис. Так? И сомнений не вызывает. Или, говоря формально, чтобы после не приставали и не требовали разъяснений, – «вечнозеленый утес» или «один пирог» или «не поезд». И хотя Машмотита употребляет разные смешные фразы, вроде «как червячок на веревочке» или «как тучка умножилась» или другие словечки, Шестикос Валунд сразу резонно кричит: «Червяка не за что вешать, дура!» И он прав. Так и здесь. Если долго смотреть на то, как Валисас идет по Замащенной и ведет за собой коня, можно так же закричать: «Не куда!»
– Согласен с вами. Всяческие «хи, хи», да неточности всякие, ни к чему хорошему не приведут.
– Совершенно верно. А, что касаемо самой поездной сути Сатунчаковской Пустоши (о ней ниже), то Сатунчаковская Пустошь уже сама по себе исключает такое появление Валисаса даже в подростковом возрасте, не то, чтобы теперь. А здесь, вдруг, во всесторонней самоизоляции появлений и под спудом прошлых воспоминаний о запрещенности появляться «где попало и в чем попало», случился сбой и Валисас – появился. И вот именно тогда, когда случился сбой, начался тогда и гуд, какой еще не слыхивали, и не от поезда он начался, и, безусловно, не случайно – ведь «что не едет, то не едет», – а начался этот гуд от неизвестного. Ну, а за гудом, как известно, случается зуд, за зудом в мозжечке блеск, блеск и в пойме. «Началось!» – сказал тогда Периптик-летописец, записывая это происшествие.
Итак, для того, чтобы уяснить для себя самые важные, основополагающие моменты общности данного положения, давайте теперь подведем небольшую, но жирную черту под вышесказанным, чтобы обозначить данный инцидент в его начале, и посмотреть, что имеем?
– Что?
– А имеем мы следующее.
В день Холомбока Боломбота на Замащеной улице появился Валисас, и вид у него невозможный. К тому же – пьян. Одно уже это – фраппирует. Шляпа на нем тоже аргумент сильный, и похожа она на площадь; на площади – стог сена, на сене – аист, а сзади конь. И, если перевести увиденное в звуковой формат, то получится: «шамк, шамк» по тротуару, «иго-го» – конь, и цоканье копыт. Тогда Мизинтроп сразу поворачивает за угол, чтобы не стать участником, «щур» берет «щуриху» за постромки, Пепитрик-летописец останавливается на полуслове, потому, что после «такого» увиденного, не только штаны перепутать можно, но и запад от востока не отличишь. И, каламбур этот, надо сказать, довольно скоро распространился повсюду и закончился не скоро – «критический минус» – пояснил билетер. Связей тогда тоже практически никаких не бывает. И только тогда, обязательно и безусловно, действие «шел», как общая проволочка прикосновений к правильности настоящего момента, начинает вычищать себя еще больше, и тогда Мазундор Постомон оказывается выше ростом, чем вчера был, зовется тогда Вогроном Поримским, а никаким не Постомоном, и другого пола. Заметьте эту особенность. Другого «паркета». Очень много тогда из привычных положений в корне переменивается – розы начинают бледнеть и куксится, и трамваи едут без направлений. Мало того, каждый сколько-нибудь приличный вид или заоконный пейзаж имеют основания двоится и растекаться в подворотни, и поделать с этим ничего нельзя. И можно, безусловно, спросить несведущему – «какое нам будет от этого «началось» особенное неудобство, если всегда получается так, что какие не примеривай застежки, и какие не нахлобучивай фижмы, все равно лужи такие, что сам момент происшествия суше не станет?» Но на самом деле неудобства есть. Все вокруг перепутывается, и никого не сыщешь! Аманка Варда, и та даже, хотя говорит не часто и не всегда говорит то, что слышат, и та, в основном, говорит не «шел», а «пчел», и не «идет», а «преисполнен надежды». «Пчел» – увеличительное иносказательное в удивительном наклонении действия «шел» с головой вперед, ходьба – ходьбой, противоположенность – противоположенностью. А, что касаемо всего остального, то все остальное лишь от ходьбы насущной, – без причины, куда занесет, без трапов, мостов, подиумов, и, если простым шагом, то не остановится. Но, даже в сложном переборе с рыбьем хвостом внизу, тоже не далеко уплыть можно! Роту только обещает разобраться в хитросплетениях, только намеревается разъяснить подоплеку связей – да махнет, бывало, рукой – «сделать глубину помельче, чтобы и плыть и ходить одновременно можно было и ничего не потерять – очень сложно» – говорит он шутя. И только «посторонним» такие неудобства просты и не обязательно интересуют. А тут – надо. Да и возраст Аманки Варты детский, а зуд ошибочный – глупа еще. И, вот именно отсюда, таким манером, и определяется в первую долю Хвита Хавота паническое постоянство. И, вот тут, как раз Кузгород Амитеич появляется.
– Постойте, дайте сообразить – вы очень быстро говорите, и я не успеваю понять. Значит, Валисас пошел по Замащенной во второй день Холомбока Боломбота в таком виде и никто, значит, даже не намекнул ему о последствиях?
– Именно так.
– Но, как сами улицы пустили его по себе пройтись?
– В том и дело, что «дали». Ведь и на них тоже данные закономерности распространяются. И, мало того, надо еще раз сказать и говорить неустанно: разная сволочь связей в Сатунчаковскую Пустошь, под насущным разворотом связей Роту и ввиду его склочного характера, самого Роту не вмещает. Он на каникулах. Сейчас он много чего боится, много от чего «не в силах», и вечно закрывает дверь. И представьте себе – «что» тогда вообще может произойти, и не только с улицами! И вы, хочете, наверное, спросить: «как это так, «самого себя не вмещает» и «боится»?
– Безусловно – хочу!
– Да вот так! Связи развязываются и устойчивых нету. И, если сказать, например, «сегодня», то это будет означать – «обязательно сегодня», а если сказать «сейчас», то «безусловно сейчас». Или – шершавая натуралистичность, произвольная закономерность, риторический «мус». И, потому, противоречить здесь даже не чему, и стоять на своем совершенно бессмысленно – так надо. И так надо уже два года. Таков Сатунчак! Значит, и самая реплика Шестикоса Валундра (он всегда скажет) – «попытаемся только поднять мост, а сжигать не будем» – чистая правда. И хотя все это начинается в неудобствах и четрыхается Попорог, тем не менее, дело хорошее. К тому же, прозаический шелест чешуи их обоих, и вечная вражда в понимании взглядов Роту, не риторический имеют смысл. Поняли? Цвет тот же – бежевый, а в уме – колесо.
– Цветовые гаммы, надо полагать, здесь тоже важны, в удел, так сказать, звуковым.
– Разумеется – важно! И, казалось бы, что из того, что Валисас Валундрик идет теперь к водопаду, и все что идет за ним? Первое, что нужно усвоить при таком появлении и больше не сомневаться – «не надо смотреть»; второе, что надо сделать – понять, что самое то, «на что не надо смотреть» – сено; третье – аист; четвертое – тоже аист. В общей аббревиатуре сдвига в Сатончаковскую Пустошь, градус прикосновения к настоящему наклону во вторую долю Хвита Хавота, – кол посреди поля, – и в анимации неподвижности взгляда весьма низкий уровень может иметь, а теперь, так и совсем маловероятен, – и по самой архитектонике туфель сам мегаполис понижен до риска сесть в поезд».
– Но тогда ведь обстановка может попросту поломаться!
– Ха! В том то и весь «розмарин»! Тогда Роту берет мел и пишет на лбу – «нельзя». Ну и что из этого! Берешь мокрую тряпку – трешь. Дальше –щелчок тумблера и «снова по новой». Тут же, может появиться опять Франц Гюргер со своими мыслями на ходу, и опять спросить может: «Почему самый утонченный эстет иногда хамит отвратительней пьяного дворника?» Глупый вопрос. Потому, что понятие «эстетика» понятие напускное и – надоедает. И это еще самый общий фосфат, самый червонный арбуз – до тонкостей мы еще и не прикасались!
Вот сегодня – начальная пойма, расточенная. Но уже завтра будет вертеться не туда и наворачивать резьбу. Сдвиг вначале всегда приблизителен и далек от сдвига; серединные убеждения пока, что откровенно не мыслимы и чертеж без особых мостов. Но скоро, и очень скоро, Шаровман появится – плечи врозь, следом Кацуская, Валисас вдалеке, справа река, а время к обеду – и завернет на Обхоженную. И что тогда? Тогда вот и получится, что идет Валисас Валундрик по Замощенной «как ни в чем не бывало» в то время, как идти «как ни в чем ни бывало» по Замащенной «не должен», и потому сложно его осветить сразу и сделать какие-то прогнозы. Почему «не должен»? Потому, что неизвестно – куда придет? Без ведра. Но, зато теперь, мы вкратце, кажется, посмотрели на общую сторону вопросов и кое-что прояснили. Теперь приступим дальше.