Со следующего дня она начала поиски работы. На первый взгляд вакансий в столице хватало, а Лена особо и не собиралась выбирать – кем угодно, лишь бы деньги платили, лишь бы удержаться тут. Вот только, куда она ни обращалась, везде спрашивали про московскую прописку. А где ее взять-то? Лишь однажды на отсутствие прописки готовы уже были закрыть глаза и чуть было не взяли Лену уборщицей в магазин, но в последний момент отказали – несовершеннолетняя. Кате-то было значительно проще – ее кто-то из многочисленных знакомых пристроил лаборанткой в научно-исследовательский институт, где она брала отпуск на время вступительных экзаменов и куда вновь вернулась после очередной неудачи.
Пока подруга была на работе, Лена решала вопросы с трудоустройством и поддерживала их нехитрый совместный быт – убирала, стирала, готовила, покупала продукты. Однажды, делая покупки на недавно открывшемся в их районе стихийном рынке, она увидела у лотка с хлебом объявление: «Требуется продавец на полный рабочий день». Лена тут же обратилась к полной женщине в грязном халате:
– Скажите, а с кем мне по объявлению поговорить? Насчет работы?
– А, это к Алику, – ответила та. – К Алику Масудовичу. Вон туда иди. Там направо, около мясного. Маленький такой, в кепке.
– Спасибо. А не знаете, какая зарплата? – решила на всякий случай уточнить Лена.
– Да он скажет! – отмахнулась женщина.
Метров через пятьдесят она действительно увидела невзрачного низенького кавказца в засаленной куртке, курившего вонючую папиросу.
– Вы Алик Масудович?
– Ну… – Он даже не привстал с ящика, служившего ему стулом.
– Я по объявлению. Вам продавец нужен?
Тот окинул девушку оценивающим взглядом и с ходу задал уже успевший стать ненавистным вопрос:
– Прописка есть?
– Нет… – грустно отозвалась она.
– Продавцом работала? – продолжал расспрашивать голос с выраженным акцентом.
– Нет.
– Замужем?
– А какая разница?
Он вдруг засмеялся, обнажив кривые зубы. Два из них были золотыми, остальные просто желтыми.
– Ладно, я тебя беру. Работать будешь день через день, с семи до девяти. Платить буду сто рублей, не больше. И учти: поймаю на воровстве – руки-ноги повыдергаю, поняла?
– Поняла.
– Тогда завтра и выходи.
Она так обрадовалась, что бегом побежала домой, и, только уже уйдя с рынка, вспомнила, что не спросила самого главного. Пришлось возвращаться:
– А с чем я буду работать, с каким товаром?
– С рыбой, – ответил хозяин и смачно сплюнул.
Лена замерла – она с детства не переносила запах рыбы.
– А можно с чем-нибудь другим, с любым продуктом, только не с… – начала она, но новый начальник тут же обрубил:
– Не нравится – ищи другую работу.
Делать было нечего. Взвесив все «за» и «против» и обсудив вечером проблему с подругой, Лена решила, что согласится. Самое главное, что он был готов взять ее на работу немедленно. «Найду место получше, тут же уйду, а сейчас главное – закрепиться», – решила Лена.
На следующий день она уже стояла за прилавком и взвешивала мороженый палтус, треску и хек. Сначала было очень тяжело, но постепенно она привыкла. Привыкла ко всему – и к рыбьему запаху, и к слизкой чешуе, и к рыбным отходам, постоянно норовившим перепачкать прилавок, и к грубости начальника, и к хамству других продавцов, и к капризам покупателей, и к постоянным домогательствам, которым она научилась противостоять… Главное, на съем квартиры и еду денег хватало, хотя и впритык. Девушки старались экономить на всем, покупали в основном дешевые макароны и картошку. Стремились больше готовить сами, а не питаться полуфабрикатами – так выходило дешевле. Было очень тяжело – но зато они жили в Москве и готовились поступить в театральный.
Домой она все-таки дозвонилась. В первый раз трубку снял отец.
– Ну, дочка, натворила ты дел, – вздохнув, сказал он. – Мать извелась вся, даже в милицию хотела заявление подать, да у нее не приняли. Ты хоть поступила?
Лена помолчала, потом выдавила:
– Нет.
Она вдруг почувствовала себя жутко виноватой перед матерью. Представилось, как та сидела ночами за кухонным столом, плакала и слушала шаги, раздающиеся на лестничной площадке…
– Ну вот, – опять вздохнул отец, – видишь, не все так просто. А почему не взяли, объяснили?
– Ну, так получилось, – с досадой пролепетала Лена, осознавая, что именно так говорят родителям сотни не поступивших абитуриентов. Стало неприятно, даже невыносимо разговаривать на эту тему. Не объяснишь же всего, ведь наверняка подумает, что она просто оказалась бездарностью. Но отец не стал заострять на этом внимание, как будто ему и так было все понятно.
– И что теперь? Почему ты не возвращаешься?
– Послушай, па… Я уверена сейчас больше, чем когда-либо, что стану актрисой. Верь мне, пожалуйста, я не могу вернуться – это значило бы сдаться. Теперь я знаю, как надо действовать дальше. Со мной все будет в порядке, не переживайте.
– Легко сказать, – усмехнулся отец.
– Я бы хотела поговорить с мамой, – добавила она робко, – я понимаю, что доставила ей много переживаний. Она желала мне самого лучшего, но только вот наши мнения разошлись… Пожалуйста, попробуй объяснить это ей, я не уверена, что она поймет, но…
– Она все понимает, – ответил отец. – Просто, к моему несчастью, она такая же упертая, как ты. Знай, что я тоже не согласен с тобой, но уважаю твой выбор. Я считаю, что все свои ошибки ты должна сделать сама. Постараюсь поговорить с мамой, – пообещал он напоследок.
Папа сдержал слово и, на удивление Лены, имел в этом успех. В следующий раз трубку уже взяла мать и хоть и достаточно сухо, но поинтересовалась делами дочери.
– Спасибо, что соизволила позвонить, – иронизировала она, – я уже думала, совсем совесть потеряла. Не забывай, появляйся.
– Я буду звонить раз в неделю, – пообещала Лена.
И сдержала свое слово. Они стали регулярно созваниваться, разговаривать о житейских мелочах и вскоре забыли о конфликте. Все устроилось как-то удивительно ровно. Казалось, так всегда и было – она в столице, а родители там, в Магнитогорске.
Постепенно Лена привыкла к московской жизни, к толпам народа, суете и толкотне, машинам, тяжелому загазованному воздуху и той холодности, с которой люди относились друг к другу, – не то что в родных местах, где тебя каждая собака знает.
Иногда они с Катей гуляли в парке неподалеку, ели мороженое, катались на аттракционах, изредка ходили в кино. Но такие дни выдавались не часто, в основном из-за плавающего графика Лены – ее выходные чаще приходились на будни, а не на субботу и воскресенье. Она продолжала много заниматься, читала, репетировала, хотя и страшно уставала после четырнадцатичасового рабочего дня. Руки ее стали грубыми, какими бы кремами она их ни натирала, от нее постоянно пахло рыбой, и никакой душ не спасал. Но это не пугало Лену, ведь она шла к своей цели, пусть и малюсенькими шажочками. Через полгода хозяин, видя ее старание, перевел девушку на другой лоток, на овощи и фрукты. Стало немного легче. Потом получилось еще лучше – перешла в вещевую часть рынка торговать мягкими игрушками. А дальше и вовсе повезло. Научный сотрудник из института, где работала Катя, решил начать свое дело, открыл небольшую фирму и пригласил бывшую лаборантку пойти к нему секретарем. Катя от такого предложения отказалась (на тот момент она уже поступила в ГИТИС, добилась-таки своего), но «сосватала» знакомому Лену. После житья впроголодь двести долларов зарплаты показались ей несметным богатством. Даже с учетом того, что за квартиру она теперь платила одна, денег стало все равно больше, и Лена распорядилась ими с умом, не потратила на шмотки и развлечения, а стала посещать занятия у актрисы, подрабатывавшей репетиторством. И продолжала, продолжала каждую весну брать штурмом театральные вузы столицы.