Человек по имени Слон соскочил на землю и тут же упал от боли в пятках. Он перевернулся на бок и скорчился, как зародыш в утробе, поджав к груди коленки и онемевший правый кулак.
Нделе предстояло принять решение — и очень быстро. Можно считать, что Умхози закончилось неплохо — если бы зулу сами убили жертвенное животное. Подохни сейчас бык, и обряд будет непоправимо испорчен, ведь он умрет от чужой для племени руки. Пока этого не случилось, надо срочно что-то придумать…
На все есть хитрость, кроме смерти. Следует принять чужака в племя — и немедленно! Обряд усыновления очистит его, в народ зулу он войдет новорожденным младенцем, не способным причинить зла. А чтобы чужак никогда не занял высокого положения в племени, Ндела не отдаст его в крепкую многочисленную семью, чей глава заседает в совете индун, а сделает его матерью одинокую пожилую Нонсизи.
Хитрость вождя оказалась бесплоднее чрева старухи.
Стало понятно: как боец новый зулу, получивший имя Мбенгу, равен десятку щитоносцев, в качестве вожака импи он заменяет тысячу воинов.
Выяснилось: пришлый великан сам без поддержки многочисленной семьи способен добраться до циновки, на которой греют свои седалища индуны.
Получилось: можно представлять угрозу для вождя и рода, даже не стремясь открыто к главенству в племени.
Эту горькую мысль Ндела проглатывал не сразу, а маленькими кусочками.
В первой же общей охоте Мбенгу убил носорога, обменял мясо на десяток голов скота, рог — на воинское облачение у странствующего торговца, который раз в два-три года объявлялся во владениях зулу.
Купец все твердил, будто далеко на восходе плещется огромное озеро без второго берега, зато с соленой водой, непригодной для питья. Чтобы попасть к нему, нужно миновать гигантские развалины каменного крааля, где стены высотой с баобаб. [51]К берегу озера приплывают на просторных лодьях с крыльями из ткани люди. Лица и руки у них будто выкованы из меди, белые просторные одежды прикрывают тело и голову. Куда большие лодки, бывает, приносят совсем странных существ, смахивающих на крупных обезьян. Лица у них покрыты густыми волосами, не курчавыми, как у зулу, а прямыми, как шерсть, только нос и глаза видны. Себя они прячут от холода и жары под теплой одеждой из кожи и темных плотных тканей. А кисти рук и те части лица, что не заросли, вымазаны белой глиной, которая бронзовеет, если ее даже недолго погреет солнце.
Все они плывут по озеру так долго, что разучиваются ходить и, попав на твердую почву, шатаются при движении.
Те пришельцы, которые меднолицы, охотно покупают носорожьи рога и везут в далекую страну за бескрайней водой. Обитающие там желтокожие народы восстанавливают утраченную мужскую силу с помощью снадобий, изготовленных из рогов.
Молодые зулу, слышавшие эти россказни впервые, хохотали до колик в животе. Надо же такую глупость придумать! Иные остроумцы просили купца помочь им добраться до желтокожих женщин, которых тамошние мужчины не могут удовлетворить. Они-то, зулу, без всяких снадобий справятся! Торговец, криво ухмыляясь и заблестев глазами странно, пригласил нахалов прийти на берег озера, а оттуда он отправит их в очень далекие и интересные места, может быть, и к желтым народам.
Опытный Ндела встречался с купцами не раз и даже видел чудные, непонятного назначения вещи, якобы изготовленные белыми человекообезьянами. Однако словам торговца он придавал столько же значения, сколько клекоту грифов, нашедших падаль: стервятники будут есть свою добычу, а человек ведь к ней не прикоснется. Положим, действительно раскинулось где-то озеро с несладкой водой, бороздят его туда-сюда непонятные племена. Да ему-то, Нделе, с того какая польза?! Пусть они бронзовеют на солнце и восстанавливают мужскую силу сами по себе, лишь бы зулу не тревожили, покоя не мутили. Далекие края хороши лишь для хвастовства, учит мудрость предков.
Один Мбенгу слушал купца, раскрыв рот, долго расспрашивал про меднолицых и волосатых белых человеков, уточнял, каким путем можно добраться до гигантских развалин, до соленого озера. Даже выпытал, как найти самого торговца или его родственников в том большом прибрежном селении, куда прибывают на постой крылатые лодьи.
Ндала перепугался: не задумал ли Мбенгу уйти к соленому озеру? И загоревал: не ошибся ли, не лучше ли было самому усыновить великана и на этом разбогатеть?
После первого набега, в который приемный сын племени подбил сходить десятка три своих одногодков и из которого привел скота на четыре сотни рогов, вождь окончательно убедился, что переосторожничал, подарил никчемной Нонсизи бесценное сокровище. От Мбенгу пахло скотным двором. А это самый лучший запах — богатства.
Новой хитростью Ндела вернул утраченное: предложил новоявленному богачу в жены свою дочь — красавицу Нанди, а лоболу запросил небывалую, в два раза больше обычной — пятьсот коров. Жених не стал постепенно собирать скот, как принято у зулу, ведь на это ушло бы немало лун. Он занял по двадцать пять голов у двадцати своих дружков, уже готовых идти за ним даже в львиную пасть, потом быстро, всего за полгода, расплатился с ними.
И Ндела похвалил себя за мудрость.
Однако боевые дела Мбенгу снова ввергли вождя в сомнение: стоило ли связывать свою судьбу с пришлым гигантом.
…Гонцы принесли весть: четыре сотни бутелезе нарушили границу и вызывают зулу помериться силами. Ндела приказал боеспособным мужчинам из всех селений немедленно прибыть в его крааль.
Импи в четыреста щитов собиралось целую неделю. Набралось бы и побольше, но армия возмездия числом не должна превышать напавших. Еще неделю доблестные защитники племени не спеша шагали к нарушенной границе, останавливаясь в каждом попутном селении и громогласно извещая, что идут свести счеты с наглыми бутелезе. За войском тянулось полтысячи стариков, женщин, детей, пожелавших засвидетельствовать грядущую победу. Они гнали с собой скот для прокорма, несли пищу и воду. Процессия поднимала пыль, которую было видно за десятки тысяч шагов.
Мбенгу от ярости ревел раненым слоном.
— Война — все равно что охота на леопарда, которую надлежит вести быстро, тайно, бесшумно! — осыпал он упреками Нделу. — А мы в бой идем, еле ноги передвигаем, как будто провели веселую ночь с двумя молодками сразу и никак не очухаемся! Разве можно сейчас плестись, подобно отягощенной неснесенными яйцами черепахе? Бутелезе не будут ждать, пока мы дотащимся. Они либо покажут спины, либо устроят засаду!
— Война — дело серьезное, не для неопытных юнцов вроде тебя, — рассудительно отмахивался вождь от ретивого зятя. — Спешка вредна даже в будничных занятиях, а тут тем более. Ты, Мбенгу, телом с буйвола, да разумом с теленка. С чего вдруг бутелезе убегут или нападут внезапно? Они, конечно, слабаки и трусы, это всем известно, но воинские обычаи знают и драться, как попало, не станут.
Мбенгу отворачивался, не желая спорить, а сам все рыскал впереди и по бокам растянувшейся колонны, безуспешно выискивая неприятельских лазутчиков.
И немудрено. Бутелезе, ожидая врагов, разведывали не пути их подхода или численность (это они знали заранее), а подходящее для сражения место. И нашли его — небольшую долину, где могли без помех покидать ассегаи восемьсот мужчин, между двумя холмами, на склонах которых предстояло разместиться зрителям — бутелезе тоже привели их с собой.
Зулу прибыли, но битва не началась, пока последний мальчишка не расположился удобно на пологом, поросшем травой скате. Лишь тогда армии выстроились в одни ряд друг против друга — стенка на стенку.
Ндала торжествующе посмотрел на зятя: видишь, переросший бычок, кто прав? Все происходит, как заведено обычаем.