Вошла. Зал небольшой, темно, впереди — стол и за ним жюри: тенор Большого театра С. Хромченко, пианист С. Бриккер и Н. Дугин, секретарь. Смотрю, моя пианистка Люда Патрушева пришла слушать конкурс — ее знакомая поет. Сели вместе. Выходят молодые певцы, студенты консерватории — неопытные, зелень все, хотя голоса хорошие.
— Люда, что происходит-то? Ведь это все до смерти неинтересно.
А чуть кто получше споет, в комиссии уже оживляются: эту арию спойте, ту спойте. Меня даже зло берет.
Да что они, с ума сошли, что ли? Ну и уровень! Дальше и слушать нечего… А все же не ухожу.
Сидим; мы час, другой, и вдруг Люда толкает меня в бок:
— Вам бы пойти…
Как будто мысли мои подслушала.
— А что? Может, и правда пойти?
— Конечно. Вы же опытнее их всех.
— А что петь?
А сердце уже колотится.
— Как что? Аиду.
Эх, была — не была! Я влетела в перерыве в комнату жюри:
— Здравствуйте! Я бы хотела спеть.
Из тех троих первым отреагировал тенор, Соломон Хромченко:
— О-о, здравствуйте! Вы спеть хотите?
И уже разглядывает, что за птица. Тенору по амплуа полагается включать эмоции на хорошеньких женщин. Так боевой конь реагирует на звук трубы.
Дугин — тот свое:
— Вы записаны?
— Нет.
— Что же вы не записались? У нас порядок…
— Я не знала, что конкурс, только сегодня афишу увидела.
— Так вы и не готовились, завтра последний день…
Хромченко не выдержал:
— Слушай, чего ты ей голову морочишь? Готовилась — не готовилась, не твое дело. Приходите петь.
— Когда?
— Сегодня.
— Сегодня?!
— Ну да, после перерыва, в 4 часа. Мы должны были закончить завтра, но если сегодня успеем прослушать всех оставшихся, то ночью уедем.
— Хорошо. (А сама волнуюсь — может, сегодня у меня и голос не звучит!)
— Что же вы будете нам петь?
— Аиду.
— Аиду? Какую арию?
— «Берег Нила».
Он, наверное, подумал, что я ненормальная, потому что в таком возрасте и с такой внешностью петь труднейшую арию совсем не обязательно.
— Вы учитесь или работаете?
— Я концертная певица, работаю в Ленинградской областной филармонии.
(Марка для Большого театра невысокая…)
— Так вот, — я уже ставлю свои условия, — сначала я спою романс Рахманинова «О, не грусти».
Те — сразу хором:
— Нам романс не нужен, времени не хватает, пойте арию.
— Нет, я спою романс. Во-первых, я на нем распоюсь, а во-вторых, может, я вам не понравлюсь, так зачем мне стараться, арию петь? Вот так, иначе не пойду.
— Хорошо, приходите.
Им хочется послушать — случай уж очень интригующий, не каждая молодая певица Аиду поет, да еще «Берег Нила».
Я договорилась с Людой встретиться в 4 часа в Доме актера и — бегом к Вере Николаевне.
— Вера Николаевна, распойте меня, я иду на конкурс!..
— Господи, в каком ты виде — вся растрепанная. Какой конкурс?
— В Большой театр, в молодежную группу. Я уже говорила с жюри, в четыре часа надо петь, сейчас уже два, скорее, скорее!.. Что вы молчите, о чем думаете?
— О тебе… Хотела я с тобой еще год поработать, но, видно, такая твоя судьба. Ничего, не пропадешь, ты уже можешь заниматься сама. А что до конкурса, то не сомневайся — тебя примут, ты уже готова. Ну, начнем…
Распела она меня, дала мне последние наставления: при филировке не опускать дыхания, держать высокую позицию при переходных нотах, piano на дыхании, при сложном ходе на верхнее «до» дыхания не зажимать… Сохранять холодную голову…
Бегу по Невскому и повторяю себе: только ничего этого не забыть, только помнить все время на сцене о Вере Николаевне.
Пришла с Людой в комнату жюри:
— Мы готовы.
— Вы со своей пианисткой? Не полагается. У нас здесь лучший концертмейстер Большого театра, он знает наши темпы — нужно петь с ним.
Я уже нервничаю, огрызаюсь:
— Я очень уважаю вашего пианиста, но я привыкла работать со своим аккомпаниатором, она знает мои темпы. Я артистка.
— Хорошо, идите.
«Господи, помоги!» — вышла на сцену, сразу взяла себя в руки: «Надо с первых же звуков создать нужную атмосферу, ввести слушателей в мой мир… и сдерживать темперамент… всегда холодная голова…» Итак, романс Рахманинова «О, не грусти»…
Я запела тихим, бесплотным голосом:
Голос умершей, обращенный к возлюбленному… Воздушный звук, почти без вибрации… Чувствую, что в зале замерли (уже в театре Хромченко все вспоминал, что он буквально похолодел, когда я запела).