Третье – Вар исчез. Как только его отпустили, след парня затерялся. Столица большая, а страна – так и вовсе огромная. В конце концов, он смирился. Вардан его сын, а держать сына в подвале, особенно в такой ситуации, было верхом жестокости. Если же он захочет как-то напакостить или сделать что-то плохое, значит вопрос будут решать по-другому, с применением силы.
Как он понял, что дошел? Сердце подсказало. А еще, сидящий на скамейке, бледный Макар. Рукав его рубашки был закатан, локоть придавлен к телу. Начальник СБ выглядел так, словно не спал неделю. Через мгновение открылась дверь отделения.
“Как будто меня только и ждали”, - невесело подумал Алиев, устало подходя ближе к врачу.
- Ваша подруга спит. Операция прошла успешно, поврежденную артерию сшили. Задетые нервы также восстановили. – отчитался молодой хирург, переводя взгляд с Вагифа на Макара. – Да, и вот. – он передал им прозрачный пакет, на дне которого красовалась пуля. – На память.
- Спасибо, - забрав пакет, Алиев рефлекторно сжал его в руке. – Последствия?
- Ну, тут все неоднозначно, - замялся врач. - При должном уходе и дальнейшей реабилитации, ваша знакомая будет жить долго и счастливо. Это можно с уверенностью сказать.
-А ближайшая перспектива? Какие последствия?
- Болеть рука будет, впрочем, как и грудная клетка. – пожав плечами, отозвался собеседник. Они услышали знакомые голоса, и обернулись. К ним подошли еще и Ангелина с малышом на руках, и два брата-акробата, Кирилл и Мефодий. Скупо кивнув им, продолжили слушать. – Я уже говорил вашим друзьям – это везение. На моей практике впервые, чтобы пуля попала в грудную клетку, и застряла в ребрах. Трещины и боль в груди это малое, что могло бы быть, сместись она на несколько миллиметров выше.
- Ясно.
-Когда ее можно увидеть?
Хирург обвел собравшуюся компанию внимательным взглядом. Видно было, что хотел он их всех отправить давно известным, пешим, эротичным маршрутом. Натолкнувшись на сосредоточенный взгляд Алиева, замялся:
- Три дня будем наблюдать. Дальше, как по методичке: проверим показатели, сделаем анализы, рентген повторный, кардиограмму, при необходимости соберем консилиум. Если я и мои коллеги не найдем ничего подозрительного или требующего дальнейшего наблюдения, отпустим под расписку с рекомендациями. Медсестру, я так понимаю, вы можете обеспечить у себя дома?
- Да, естественно.
- Вот и хорошо, - потерев устало глаза, несколько раз повел плечами, разминая. – Она спит. Так что смысла пускать вас в реанимацию нет. Да и запрещено это. Я, с вашего позволения, пойду вздремну. Четвертая операция за сутки.
- Конечно. – понимающе отозвался Вагиф, опускаясь на скамейку. Усталость обжигающей волной накатила.
-Кстати, - услышал он, и тут же поднял глаза. - Кровь, которую сдали ваши люди…Спасибо! Третья и четвертая, резус-отрицательный – это еще одно чудо. Вчера молодую девушку привезли, с ножевым. И если бы не вы, она бы погибла. Так что спасибо!
- Нужно будет – еще сдадим, - кивнул Макар, опускаю руку и закатывая рукав. Подле него оказался один из близнецов. Протянув бумажный стаканчик, сверху сникерс положил.
-Тебе нужнее.
Этот жест стал пусковым моментом. Вдруг, все звонко рассмеялись. Врач удалился, а Ангелина с малышом, подойдя ближе, заулыбалась.
-Если Меф отдает свою шоколадку, значит..
-Завтра точно наступит Армагеддон, - закончил шутливо Кирилл. И тут же получил подзатыльник от брата.
-Макар, разберись с оплатой за палаты, операцию. Что там нужно – врачам и медсестрам. Пусть организуют лучший уход – переведя взгляд с беснующих ребят на сотрудника, сдержанно попросил: - Рамзановы, марш домой. Не чего вам тут делать. Мы останемся. И парней заберите, пусть отдыхают, а то больно бледные.
-Вагиф… - начало было Ангел, но ее тут же остановило прикосновение мужа.
-Я все сказал.
- Ладно. – получив какой-то знак от Алекса, девушка скуксилась. Все переволновались, не спали, не отдыхали. Какой смысл дежурить в больнице толпе, если Алиев и так остается здесь. О чем и поспешил сказать, дабы не возникло недопониманий.
Как только молодые родители, близнецы удалились, он устало прикрыл глаза. Макар, сидящий рядом, также молчал. И было в этом молчании столько всего невысказанного, трепетного и щемящего, что друг не выдержал, сдался первым.