Прежде, чем ответить, она устало провела ладонью по глазам, снова поправила прическу и поднялась с дивана. Цокая высокими шпильками по паркету, прошла к столу; водрузила на него кружку, попутно щелкнув по носу примостившегося на углу бронзового дракона. Раздался гулкий звон, показалось, темные бусинки-глаза сверкнули изумрудной зеленью.
— Точно никто не расскажет, — произнесла она, когда Женька уже не ждал продолжения разговора, — если же верить старинным легендам, первый хранитель знаний был столь хитер, что умудрился убедить Владыню подарить ему отсрочку длинной в Вечность. Ныне, присно и во веки веков, пока не надоест исследовать и преобразовывать Явный мир, библиотекари будут жить и не стариться или же стариться ровно настолько, насколько захотят сами. Леонардо да Винчи являлся одним из таких людей. Великий исследователь, художник и изобретатель. К сожалению, ушел он довольно рано для библиотекаря, посчитав мир за Рубежом еще более интересным.
— И она согласилась? Я имею в виду…
Дарителла развела руками:
— Как видишь. Если бы в нашем мире все или хотя бы многое зависело от повелителей Нави, люди не болели бы, а совершали Переход, порядком устав от долгой-долгой жизни, закончив все свои дела, вычерпав себя до донышка.
Женька нахмурился.
— Мир главенства чистого разума, силы мысли, воображения, фантазии, — перечислила она. — В Нави любят и привечают мудрецов и творцов. Страдальцы с нереализованными хотелками там не нужны.
— Как ты рекламируешь тот мир… — пробормотал Женька. Подозрение крепло с каждой секундой. Он был счастлив видеть ее, и тому, что жив — тоже, однако разговор приобретал не слишком приятное направление.
«Неприятное для смертного», — попытался одернуть Женька себя самого, но не преуспел в этом.
— Не собираюсь скрывать этого.
— Отчего же подобная утопия еще не случилась? — поинтересовался он.
— Явь точно так же соседствует с миром, полным страстей, — тем, на страже которого невольно стоят метаморфы, — как и с Навью. Люди вечно колеблются между одним и другим, пытаются сдерживать одолевающие их страсти, стремятся думать больше головой, чем сердцем, и неминуемо терпят в том поражение за поражением. Впрочем, не только они. Даже нам, некромантам, эмоции не чужды.
В голове само собой выстроилось предположение, отмахнуться от которого никак не выходило. Слишком многие в последнее время говорили о появлении темного библиотекаря и вообще о представителях данного клана, уничтоженного порядком давно в представлении людей, но не сверхов. Они же, несмотря на заверения в том, будто мировые войны происходили по большему счету без их участия, нет-нет, а проговаривались, что фашизм являлся одной из библиотекарских идей. Судя по слухам и рассказам, хранители знаний были еще теми тварями, которых следовало бы уничтожать превентивно, исходя из парадигмы выбора меньшего зла перед большим.
От остальных сверхов библиотекари отличались тем, что являлись людьми, не нуждались в обучении или инициации, не обладали способностями к какой-либо магии, но были сильно убедительны. А что недавно сделал сам Женька? Убедил метаморфа, уже начавшего трансформироваться в безумного монстра, вернуться в человеческую форму! Может, подобное действо и не делало его библиотекарем наверняка, но подозрения вызвало точно. И только потому он здесь, а Дарителла рядом: расписывает преимущества загробного мира в сравнении с миром живых.
«Второй по силе некромант гильдии убеждает? — подумал Женька. — Да ей достаточно щелкнуть пальцами и меня не будет: какая-нибудь тварь разорвет, сожрет, икнет и спасибо скажет».
Но видимо существовало еще какое-то условие? Принцип добровольности? Некие правила, которых придерживались некроманты? Женька не знал, но учитывая отсрочку, якобы данную библиотекарям самой Смертью, подобное вполне могло быть.
«Не хочу умирать!» — подумал он четко и громко насколько сумел.
— Но вы ведь уничтожили библиотекарей, — заметил он уже вслух, поднявшись вслед за Дарителлой, еще не совсем понимая, что именно собирается предпринять или сказать.