Наташенька с утра не просто дежурила в резиденции, она подстерегала там Оливера, который должен был приехать на совещание к Дитриху. Кто, как не ближайший друг, должен знать всех шлюх, греющих постель Доминика. Оливер от загадочной Варвары тоже был не в восторге, но особо распространятся на эту тему не стал, лишь направил к травнику из клановых Лабораторий Густаву Йоргенсену, недавно прикрепленному к северной директории. А тот, услышав, для каких нужд магичка просит помощи, просиял и выдал небольшой пакетик со строгими инструкциями как, когда и куда подсыпать травяной сбор.
Впрочем, все это мало интересовало Ольгу Борисовну. Она была уверена, что в случае чего Наташенька за нее вступится и в обиду не даст.
Да и что тут такого вредного — предложить гостье успокаивающий чай?
В прихожей послышался звук открываемой двери, затем мужской и женский голоса. Приехал Доминик и, как и обещал, привез с собой телепатку, которую так ненавидит Евангелина. Ольга Борисовна вышла их встречать.
— Господин Доминик, Елизавета, рада вас видеть.
— Варвара у себя? — спросил вампир, снимая пальто и отдавая его экономке. Он был чем-то то ли разозлен, то ли встревожен — взгляд был мрачным, говорил мужчина отрывисто и жестко.
— Да, поднялась совсем недавно.
— Хорошо, проводи Елизавету в кабинет и позови Варю. Еву предупреди, что мы будем заняты, нас беспокоить строго запрещено.
— Да, господин, — Ольга Борисовна покорно присела в реверансе и пригласила Елизавету следовать за собой.
...
Глаза закрыты, на висках — чужие ладони с тонкими музыкальными пальцами. Женский голос сухой и деловито-бесстрастный, но каждое сказанное им слово поднимает в памяти целую бурю воспоминаний, живых и ярких, словно только что произошедших.
— Семья.
Семья для анимала всегда на первом месте, это мама вбила в голову с самого детства. Семья — самое главное.
Семья — самое важное.
Никто о тебе не позаботится, кроме семьи. Никто не защитит, никто не поможет.
Олег Брониславович срывался по первому звонку жены, и не важно, что она просила — купить домой хлеба, вызывать врача или просто погулять с внуками в парке.
Мама тоже всегда ставила своего мужа и детей на первое место в своей жизни.
Варя не столько помнила отрывками из жизни, сколько знала всегда на подсознательном уровне: все, что мама делает, — только и ради них.
Это было ощущением абсолютной правильности и непререкаемой истины.
Что есть семья?
Отец... нет, отчим, мать, брат и сестра. Потомственные маги, лучшие в своем выпуске. Они действительно стояли стеной друг за друга, пусть и ругались порой, но Варя всегда чувствовала, что Славка порвет всех за младшую сестру, а отчим отмажет сына от любых неприятностей. Они трое были настоящей семьей. Лишь мать разрывалась между ними и своей старшей дочерью. В своей семье Варя всегда ощущала свою инаковость. Она— другая: анимал, оборотень. И за другую, пусть сестру, но все-таки сводную, эта семья не встанет.
Эта семья...
Почему — эта? Разве у нее была еще какая-то? Разве Варе есть с чем сравнивать?
Есть...
Нет... или все-таки есть?
— Отец, — голос в голове выдал новое слово для воспоминаний.
Отец...
Нет, отчим. Глаза серые, холодные, как у рыбы, равнодушные. Варе всегда казалось, что они сделаны из стекла, такие же пустые и безжизненные, когда отчим смотрел на девочку. Прическа уложена волосок к волоску, пробор настолько идеален, словно его проводили по линейке. И он постоянно поучал ее тихим, от того более противным голосом. Ставил посреди комнаты и заводил свою шарманку, нудно рассказывая, как должны вести себя воспитанные дети.
Отчим...
Прическа... волосок к волоску...
Нет, вихры встрепаны и терпко пахнут табаком...
Отчим... никогда не курил...
Табак...
Отец. Папа. Папочка!
...Высокий, с широкими смуглыми плечами и сильными от работы в саду руками, пальцы немного заскорузлы и в мозолях. На нем одеты лишь рабочие темно-синие штаны да почти растерзанные ботинки, которым только и оставалось, что отправится на дачу для грязных работ.
Отец щекотал маленькую Варьку в летнем голубом сарафанчике, а та со смехом отбивалась:
— Папа, цалапаисься...!
— Ах ты, маленькая "цалапаисься"! — задорно передразнил отец и подхватив девочку на руки, с громким уханьем подбросил вверх. Варя завизжала больше от удовольствия, чем от страха. На ее вопли из дома выбежала мама, стройная, красивая, в светлом платье в красный горошек и косынкой на темных волосах, собранных сзади в узел. Она прислонила ко лбу ладонь козырьком, щурясь на солнце, и заругалась на мужа:
— Игорь! Игорь, немедленно опусти ребенка вниз!
Муж ее не слушал, веселясь вместе с дочерью.
— У-у-ух ты! — и еще раз подбросил вверх, — У-у-ух ты! — и поймал кричащую от восторга Варьку.
— Игорь... !!
Откуда-то издалека чужой женский голос произнес следующее слово:
— Мать.
Мать?
Мама! Мамочка, мамуля.
Она всегда рядом, всегда поможет, подхватит, похвалит и ... и да, поругает. Варя улыбнулась уголками губ.
Варя тогда разбила вазу. Любимую, мамину, из дорогого богемского стекла. Потянулась за конфетами в серванте, неудачно дернула локтем и вот уже красивая ваза так же красиво летит на пол. Мама, услышав звон бьющегося стекла, грозно застыла в дверях, — в домашнем фланелевом брючном костюме, поверх которого надет кухонный фартук, светлые волосы уложены легкими локонами...
Светлые...
Нет, темные...
Темно-каштановые...
И не распущены, а косой до пояса.
Золотистой косой...
Нет, темно — каштановой...
...Мама подняла ревущую Варю на руки и с укором в голосе успокаивала:
— Маленькая моя, ну что ты! Тихо, тихо! Ц-ц-ц...Ничего страшного. Мы пришьем твоему медвежонку лапу обратно, и он будет как новенький! А ты в следующий раз...
Варя уткнулась в мамино плечо и, всхлипывая и икая, сквозь слезы смотрела на темные волосы, заплетенные в толстенную косу.
Чужой голос продолжал поднимать воспоминания:
— Боль!
— Мама, больно! Больно!! Мама!
Варька схватилась за живот и ревела навзрыд. Дикая оглушающая боль и ужасающая круговерть перед глазами. Проломленная крыша кабины и россыпь осколков лобового стекла, оторванная от мощного удара водительская дверь валялась чуть в стороне. В зияющем проеме Варя видела огромную машину, которая лежала на дороге на боку, а в ее развороченных железных внутренностях — чуть подергивающиеся ноги водителя. Мама, сидящая рядом не отвечала, закрыв глаза, она скрючилась и привалилась к автомобильной двери, странно вывернутая правая рука лежала левом плече, из-под пальцев ручьем бежала густая кровь. Папа навалился на руль, из его спины торчала большая кривая железяка.
И запах. Сладкий, вкусный и запретный. Одуряющий, сводящий с ума, почему-то заставляющий изламываться руки и ноги. Девочку вдруг согнуло на сидении в три погибели и она страшно прокричала-прорычала, в ее начинающей изменятся нижней челюсти медленно вырастали небольшие, но острые клыки.
— Мама!!! — Варя обезумела от страха. Полуслепыми от слез глазами смотрела на свои стремительно покрывающиеся густой черной шерстью ладошки, — МАМА!
Женщина очнулась и невидящим взглядом окинула развороченную кабину.
— Мама! — звала ее, не переставая, Варя. Она прижимала руки к животу, там было нестерпимо больно и очень мокро, девочка очень -очень боялась посмотреть туда вниз, — Мама, больно!!
Мама словно не слышала. Казалось, что она даже не понимает, что произошло. Она коснулась руками лица, удивленно посмотрела на свои окровавленные пальцы и только потом повернула голову на крик дочери. По ее лицу струйкой текла кровь со лба, щека сильно рассечена. Взгляд ее мигом прояснился, мама забормотала что-то невнятное, неловко держа раненную руку на весу, и полезла в сумочку, которая каким-то невероятным образом осталась лежать у нее на коленях. Открыла молнию, достала кошелек. С ее губ то срывались утешения Варе, то стоны, то злобные проклятия и ругань.
-Сейчас, сейчас... потерпи немного... Вот же суки, твари!! Выживу — убью...! Сейчас, моя маленькая, мама все сделает... Да твою ж мать!!... Скоты, мрази...!! Варюш, потерпи чуть-чуть...
Наконец, она умудрилась одной рукой открыть кошелек и вытащить из него маленькую фигурку из полупрозрачного желтого искристого камня...
...
Елизавета уже давно ушла, Доминик пытался растормошить Варю разговором, но девушка едва отвечала. Поднятые телепаткой картины прошлого калейдоскопом мелькали перед глазами, вставая нужными кусочками в один общий паззл.
После сканирования Варя вернулась обратно в свою комнату и сжалась на кровати, тупо глядя в одну точку. Она даже не слышала стука в дверь, очнулась лишь когда экономка поставила на стол поднос.