Голос певца проникал в душу красавицы. Ей становилось одновременно и весело, и грустно.
— Привет, Мери! — воскликнул певец.
— Добрый день, великий Тансен! Вы так хорошо поете, просто сердце радуется! Спасибо вам!
— Благодарю тебя, доченька! Но до великого музыканта мне далеко! — и он вновь запел. Его густой, сильный, крылатый голос витал над бедными кварталами Большого Бомбея.
Мастер Чхоту, лежа под своим «фордом», укреплял рессору. У него было прекрасное настроение, и он тоже напевал веселую песенку:
— Веселитесь люди, весь квартал, к нам пришла красавица, та, что всем нам нравится…
В этот момент ключ сорвался с гайки, и он услышал певучий девичий голос:
— Такси не занято?
— А куда ехать? — спросил Говинд, закручивая строптивую гайку.
— В Парель, — ответила девушка.
Таксист ловко вылез из-под машины и встал на ноги. Перед ним стояла Мери, играя своим золотым локоном.
Быстро справившись со смущением, Чхоту напустил на себя безразличный вид.
— Что-о? Я работаю, а ты меня отвлекаешь, — пряча улыбку, громко сказал он и, подняв капот машины, снова принялся напевать.
— Какой ты сегодня веселый! — не отставала Мери, вплотную подходя к молодому человеку.
— Да, — покосился на нее тот, — настроение у меня хорошее.
— Тогда приходи ко мне вечером! — выпалила девушка и зарделась.
— А что у тебя сегодня? Свадьба?
Мастер подкрутил отверткой шуруп клеммы и поднял на Мери глаза.
— Нет! — лукаво засмеялась она, подарив ему синий взгляд. — У меня… день рождения! — тихо сообщила красавица и опустила глаза.
— О-о! — с иронией воскликнул Говинд. — Не люблю я эти дела! Вы все там будете пить вино. По-моему, ты забыла, — подчеркнул он, — что мне это не нравится. Нет…
— Значит, не придешь ко мне?
Голос Мери был едва слышен.
— Нет, не приду! — категорически отверг ее предложение таксист.
— Я написала в пригласительных билетах, что будут все родственники! — попыталась спасти положение девушка. Она тронула свой локон и заглянула своему избраннику в глаза. Сердце ее учащенно забилось. Она не ожидала такого холодного отказа и почувствовала себя беспомощной и подавленной. Возмущаться у нее просто не было сил, поэтому она улыбнулась и посмотрела на Говинда глазами, полными любви и страдания:
— Я прошу тебя, ну зайди хоть на минутку! Хоть ненадолго!
Мери слегка прикоснулась к его руке.
— Э-э… — опешил тот, — виделись мы с тобой всего несколько раз, а я уже попал в родственники? А если я приду к тебе и ты станешь говорить всем, что мы женаты?..
— Ах, вот ты как! — вспыхнула девушка.
— Да, вот так! — лукаво ответил Чхоту.
— Ну что ж, — обиженно сверкнув глазами, Мери резко повернулась и пошла прочь. Подол ее платья, гордо взметнув легкое облачко пыли, скрылся за поворотом.
— Какая злюка! Ну и Мери! Ну беги, беги!..
Говинд многозначительно улыбался, явно довольный всем, что произошло.
Двор, в котором находился уютный домик Мери, был празднично украшен цветами и разноцветными лампочками. По периметру забора были прикреплены цветочные гирлянды, которые куполом сходились на вершине высокого тамаринда, росшего в центре двора.
Длинные столы, покрытые белыми скатертями, были уставлены всевозможными закусками, фруктами и напитками. Играл оркестр, в составе которого помимо национальных индийских инструментов были саксофон-тенор и скрипка-альт. Музыканты в белых одеждах из легкого хлопка, пританцовывая, извлекали из своих инструментов захватывающую мелодию.
Гостей было много. Здесь были все родственники виновницы торжества, а также гоанцы, живущие в Бомбее общиной, и из Панджима. Индусы-ортодоксы, мусульмане, парсы и представители всевозможных профессиональных каст и национальных меньшинств — адиваси — все были веселы, искренни, радостны и объединены праздничным настроением. Они отмечали день, в который по велению Господа в этот мир явилась прекрасная Мери… Гости пели и танцевали.
Для желающих приобщиться к божеству, оплодотворяющему в душе человека желания, был приготовлен отдельный столик, уставленный бутылками с вожделенными наклейками.
Мери грустила. Она сидела на скамейке недалеко от калитки в великолепном голубом платье, похожая на принцессу. Ее волосы слегка прикрывали лоб, полуопущенные веки скрывали печаль, притаившуюся в ее глазах, губы были слегка приоткрыты…
Смеркалось. Двоюродные и троюродные братья и сестры произносили в честь девушки речи и пели для нее песни. Виновница торжества то и дело приглашала гостей угощаться праздничными блюдами, но душа ее страдала, и ей с трудом удавалось сохранять на лице улыбку.
«Какой он жестокий, — подумала бедняжка, — так грубо отказался от моего приглашения! Я ведь унижалась перед ним, просила зайти хотя бы ненадолго, но он почему-то был непреклонен. Ну что ж, придется терпеть и ждать, может быть, все и уладится», — успокоила она себя.
Вдруг кто-то прикоснулся к плечу девушки. От неожиданности Мери вздрогнула и оглянулась. Перед ней стоял монах-отшельник в несколько странном одеянии. На его голову был нахлобучен старый пробковый шлем времен колонизации, на носу — темные круглые очки. Лицо обрамляла длинная черная борода, а одет он был в черный плащ, на котором блестела металлическая цепь, типа вериги, с большим крестом.
Заиграл оркестр. Саксофон, гнусавя на манер хотара — жреца, произносящего гимны в праздник первых плодов, вплетал свои звуки в чарующую мелодию. Застучали барабаны. Все гости, кроме стариков, взявшись за руки, закружились в танце — то страстном, ритмичном и огненном, то плавном и мягком, как лунный свет, высвобождающем душу из тисков повседневных забот. Веселье разгоралось, как солнце, и медленно шло к зениту небосвода торжества…
— Здравствуй, Мери! — хриплым голосом почти прокричал монах-отшельник. — Как поживаешь? — спросил он и сел рядом с ней.
— Здравствуйте.
Девушка бросила на незваного гостя испуганный и недовольный взгляд и отодвинулась, но тот снова подсел к ней поближе и «прокукарекал» голосом молодого петуха:
— С днем рождения!
— Благодарю! — ответила Мери в надежде, что сей странник после этого отстанет от нее и уйдет восвояси. Показывая всем своим видом, что разговор окончен, она отвернулась от него. Однако пришелец продолжал сидеть на скамье и явно не торопился уходить.
— Может быть, вы хотите поесть и выпить за мое здоровье? Прошу вас к столу! — девушка указала монаху на ярко освещенные столы.
— Благодарю, госпожа! Я не ем и не пью после заката солнца… Господи! — возопил отшельник и возвел глаза к звездному небу. — Благослови принять от частых звезд зрения, от синя моря — силы, от сырой земли — резвости, от буйного ветра — храбрости! Еще раз, Мери, с днем рождения!
— Я же сказала, что благодарю вас за внимание ко мне. Но сейчас мне некогда. У меня гости, и я должна быть с ними.
— Нет, дорогая, ты должна быть со мной!
Девушка вспыхнула и с негодованием посмотрела на монаха-наглеца.
— Истинно велик, моя любезная, тот, кому безразлично: золото или булыжник… А вы любите золото? — незваный гость наклонился к хозяйке дома.
— Извините, но я не понимаю, что вам от меня нужно? Я не намерена выслушивать ваши проповеди и бестактные вопросы.
— Это некрасиво с твоей стороны, Мери! — громко и хрипло воскликнул монах. — Ты же сама меня пригласила, а теперь не хочешь даже поговорить!
— Кто вас пригласил?
Мери резко повернулась к отшельнику. У нее был такой вид, что казалось, она вот-вот растерзает настойчивого прилипалу на мелкие кусочки.
— Ты пригласила, — тихо настаивал незнакомец. Он провел узкой рукой с длинными пальцами по бороде и добавил: — И еще говорила: «Ты приходи, я буду ждать». Я здесь, а ты спрашиваешь, кто меня пригласил.
Монах снова придвинулся поближе к красавице.
— С какой это стати я могла вас пригласить? — ничего не понимала та. — Чего вы хотите? Я с вами не знакома!