— Брат! — воскликнул тот и согнулся в глубоком пронаме, попытавшись поцеловать брату ноги.
— Нет, пожалуйста, не надо, господин! — Говинд встал. — Это не ножки красивой танцовщицы. А кланяться в ноги таксисту вам ни к чему!
— Пожалуйста, прости своего брата! Прости дурака! — просил Раджа, стоя на коленях. — Простишь? Ведь ты всегда был великодушным!
Младший брат смотрел на Говинда мокрыми от слез глазами.
— Я прощу, я же бедный человек. А кто с бедняком считается? — с горечью и упреком ответил ему тот, неподвижный, как статуя. — Я в бедности рожден и умру тоже в бедности. Кто я такой, чтобы прощать такого богача, как ты? — зло ввернул Говинд брату обидные слова, сказанные им в «Диско-клубе». — Мне самому надо молить о прощении.
— Брат, прошу тебя, будь милосерден! — сдавленным голосом продолжал умолять Раджа. По его лицу ручьями текли слезы покаяния.
— Быть милосердным? Даже не проси! — резко ответил таксист. — Сам ты был милосерден, когда унижал своего старшего брата?! Такое… не прощается!
Говинд отвернулся, потом, наклонившись над Раджой, напомнил ему о свадьбе:
— Для чего ты на свадьбе кидался мне в ноги, а? Чтобы исполнить ритуал? И ты думаешь, что я забуду это?
Эти горькие, полные укоризны слова больно хлестали раненое сердце младшего брата, который все еще стоял на коленях и умолял о прощении.
— Я виноват, — всхлипывал он. Подняв страдальческие глаза, он заявил с упрямством ребенка: — Пока не простишь, буду припадать к твоим ногам! — Он не скрывал своих слез, которые хлынули из его глаз, словно ливень в сезон дождей.
— Наш названый отец погиб от руки наемника твоих приятелей!
Раджа вздрогнул от этих страшных слов.
— Анвара погубили те же люди. Они убийцы, и ты такой же, как они!
Последние слова брата доконали Раджа. Они почти полностью совпадали с тем, что сказал ему тесть, это было невыносимо, и он уткнулся лицом в циновку, обливаясь слезами и судорожно ища руками нога Говинда…
— Мою честь, мою гордость ты топтал ногами! Уходи и забудь ко мне дорогу! Как-нибудь обойдусь без такого брата!
Чхоту сел на табурет, потом снова встал, не находя себе места от волнения.
— Бей меня! — закричал Раджа. — Я подонок! Уничтожь меня, я сам себя ненавижу. Лучше убей меня, но только не гони! — просил он. — Я все понял. Когда-то ты заменил мне мать и отца, учил меня ходить, работал, чтобы я мог встать на ноги. А чем я отблагодарил тебя? Избей меня, я прошу! — прижав правую руку к сердцу, умолял молодой человек.
— Бить тебя, но зачем? Ты был когда-то беден, Раджа, но у тебя была чистая душа! Ты был крошкой, ты не мог ходить, ты ничего не умел. Я растил тебя и старался научить добру, но не получилось! — сокрушенно закончил Говинд, опустил голову и вздохнул. — Сердце у тебя застыло и совесть заснула. Ты решил, что жизнь — игра, поддался темной силе, попался в ее сети. Вот она и сосет кровь из тебя и из твоего брата… В этой игре душа гибнет, там она не нужна! Сколько раз я говорил тебе об этом? И чему только вас учили в колледже! Разбуди свою совесть и живи, как честные люди, — более примирительным тоном сказал Чхоту и помог брату встать с колен. — Садись, выпей чаю! — оттаивая от покаяния Раджа, предложил он.
Послышались торопливые шаги и перед ними возник посыльный из торговой лавки, которая находилась на другой стороне улицы.
— Чхоту Мастер, тебя к телефону! — сообщил худощавый парень лет двадцати.
Тот, ничего не понимая, пожал плечами, посмотрел на брата и позвал:
— Фарида, напои Раджа чаем!
— Сейчас, брат, сейчас! — донесся голос девушки из глубины дома.
Говинд пересек улицу и зашел в лавку. Хозяин, мужчина средних лет, выкладывая товар из коробок, пригласил:
— Проходи, проходи, тебя спрашивают! — и указал на небольшой столик, уставленный всевозможными коробочками, баночками и пачками сигарет, где рядом с красным аппаратом лежала трубка.
Говинд взял ее и произнес традиционное:
— Алло! Слушаю вас!
— Чхоту, — услышал он.
Это говорил не кто иной, как Рамасан, прикрыв микрофон трубки носовым платком и стараясь изменить голос.
— Говорит Варма, тесть твоего брата!
— В чем дело, господин? — холодно спросил таксист.
— Ты можешь приехать ко мне? — раздавался в трубке хриплый голос с кашлем. — Мне необходимо поговорить с тобой!
— О чем?
— О твоем брате. Я выгнал его. Может быть, нам надо помириться? Манжу хочет этого.
— Это все очень благородно, но при чем тут я? — отрезал Говинд, начиная выходить из себя. — Поговорите с братом, а меня не вмешивайте! — грубо ответил он и хотел повесить трубку.
Рамасан понял, что затея может рухнуть и прибег к последней уловке:
— Мне нужен твой совет. Тут такая история, — он сделал акцент на последнем слове, — приезжай!
— Хорошо, приеду, — согласился Чхоту, положил трубку и с озабоченным лицом двинулся назад.
Утренние лучи солнца играли на листьях деревьев, бесшабашные молочники весело мчались на своих велосипедах, увешанных пустыми бидонами. Подметальщики заканчивали свою работу.
Не предупредив домашних, он сел в машину и поехал к Варме. Во дворе особняка никого не было. Он подошел к подъезду, где его никто не встречал, и вошел в холл.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросил Говинд, но ему никто не ответил.
Оглядевшись по сторонам, молодой человек поднялся на второй этаж. С правой стороны он увидел открытую дверь и вошел в комнату. Зрелище, представшее перед его глазами, заставило его замереть на месте.
Посреди своего кабинета, на зеленом кашмирском ковре, лежал Варма, прижав правую руку к левой стороне груди. Рука была в крови. Его затылок упирался в широкую тумбу письменного стола. По белому жилету стекала кровь, заливая ковер…
— Кто это сделал? — наконец выговорил ошеломленный таксист, опускаясь на колени перед своим родственником.
Варма попытался ответить, но из его уст вырвалось лишь глухое мычание. Говинд хотел приподнять несчастного, но в этот момент около дверей раздался крик:
— Убили, убили! На помощь! Убили!
Незнакомец в длинном темном халате нажал кнопку в стене коридора — и сверху, тяжело грохоча, опустилась решетка, загородившая дверной проем. Молодой человек оказался в западне. Он кинулся к решетке и закричал:
— Выпустите меня!
Но в доме царила полнейшая тишина. Говинд, как затравленный зверь, метался по кабинету, не зная, что предпринять.
Вновь склонившись над хозяином кабинета, он увидел его остановившиеся глаза и, прислушавшись, понял, что он уже не дышит…
Зловещую тишину нарушил вой полицейской сирены; во двор въехали две машины и «Скорая помощь». Послышались шаги. Коридор заполнили полицейские и врачи. Сержант, подойдя к зарешеченной двери, быстро отыскал кнопку и нажал на нее. Решетка медленно поползла вверх. Над Вармой склонился врач, который, осмотрев пострадавшего, констатировал смерть. На ошеломленного Говинда надели наручники.
— Господин инспектор, я не убивал его! — пытался убедить он блюстителя закона в своей невиновности. — Я здесь потому, что он вызвал меня сюда. Я не убивал его!
Но полицейские не обращали внимания на его восклицания. Мастера Чхоту втолкнули в машину и увезли в тюрьму предварительного заключения.
Садистская темная душа Бонси торжествовала, наслаждаясь плодами своих деяний.
— Важнее всего посеять панику и создать мрак, заставить людей полюбить мрак так же, как свет, поверить, что черное — это белое. Мы должны суметь, господа, заставить полицию сделать это! Мы владеем миром, а не они, и за это можно выпить! — торжественно заявил «князь тьмы», поднимая бокал, наполненный шампанским. — Ты, Рамасан, молодец! Сработано профессионально. Я доволен операцией!
Сообщники пили, восхищаясь своим боссом, который самодовольно улыбался… Его сознание пировало вместе с плотью, пожирая свет и превращая его в свою темную сущность.