— Сита! — оглянулся он. — Сита, где же ты?
Жена вошла в комнату, и Джави поразился бледности ее расстроенного лица. «Этот мальчишка уже свел в могилу бабушку, — со злостью подумал он. — Как бы теперь он не добрался и до матери!»
— Посмотри-ка на это, — сказал Джави, протягивая жене фотографию. — Кувшин легко узнать, не правда ли?
— Да, это тот самый сосуд, который Деви давала Нарендеру для воды из истоков Ганга, — согласилась Сита, внимательно разглядывая снимок.
Джави ждал, что она скажет про девушку, но Сита молчала, хотя в сердце ее сразу проснулось подозрение, что именно ради этих прекрасных глаз и бежал из дому ее сын. Девушка стоила того — было бы просто несправедливо не признать это. Но кто она? Сита никогда не видела ее среди студентов, да и наряд ее больше походил на традиционный костюм горянок, чем на то, в чем разгуливают юродские девушки.
— Ты думаешь, это не случайная девчонка? — прямо спросил ее муж. — Может, он к ней помчался?
Сита молча пожала плечами. Ей вдруг стало страшно: конечно, нет ничего хорошею в том, что Нарендер тайком уехал от них, но будет ли лучше, если отец найдет его и вернет силой?
Джави взял у нее из рук карточку и еще раз пристально вгляделся в девушку.
— По виду жительница Гималаев, — задумчиво сказал он. — Надо бы это проверить. Ты знаешь номера телефонов тех парней, которые ездили в Ганготы вместе с ним?
«Надо было лучше прятать эти снимки, мой мальчик, — печально подумала Сита, понимая, что теперь очень скоро Джави доберется до Нарендера, и для него все начнется сначала — затворничество, ссоры с отцом, уговоры, а то и прямое приказание жениться на Ратхе».
Джави уже листал записную книжку сына.
— Послушай, уже поздно — первый час ночи, — попыталась удержать его жена. — Неприлично беспокоить людей в такое время.
Джави взглянул на нее озадаченно:
— И это говоришь мне ты? Разве тебя не беспокоит, где сейчас твой сын? А вдруг ему грозит беда? Неужели ты не боишься?
— Очень, — кивнула Сита. — И за него, и за нас.
Джави хотел спросить, почему она боится за них самих, но у него не было времени. Через несколько минут он уже получил от одного из товарищей сына необходимые сведения. Действительно, там, в Ганготы, была какая-то местная девушка, очень бедная, но необыкновенно красивая, которой Нарендер оказывал всяческие знаки внимания. Сомнений не оставалось — если имело смысл где-нибудь искать Нарендера, то именно там.
С трудом дождавшись утра, Джави отправился к Чанхури, надеясь застать его дома до отъезда в офис.
— Итак, ваш сын потерял голову от хорошенького личика этой горянки в то время, когда в Калькутте его ждала Ратха? — усмехнулся Чанхури. — Очень интересно…
— Но ведь он не знал, что его ожидает помолвка, — Джави заступился скорее за себя, чем за сына, — ему казалось, что Чанхури недоволен не только легкомыслием Нарендера, но и всей его семьей.
— Да, но теперь-то он знает обо всем и все-таки бежит в горы, оставляя Ратху проливать слезы, — безжалостно уточнил Чанхури.
— Юности свойственно делать глупости, — спокойно заметил Сахаи, который всегда смело принимал вызов и не любил показывать своей слабости. — Наша задача, как более старших и опытных, вовремя остановить его и помочь исправить ошибки.
— Вы правы, — согласился Чанхури, сразу почувствовав, что раздавить гостя словами так легко не удастся. — Надеюсь, сумасшествие вашего сына не так уж опасно и, главное, не заразно.
Он открыл плотно притворенную дверь и попросил секретаря соединить его с министром внутренних дел — сказано это было подчеркнуто небрежно, но достаточно громко — видимо, Чанхури боялся, что Джави может не оценить его политического влияния.
Однако он мог не опасаться — Джави замечал все и умел делать правильные выводы. Сейчас он уже понял, как опасно его положение. Весь его бизнес, все благополучие висели теперь на волоске. Он слишком доверился Чанхури, считая, что оказанная им услуга по устранению конкурента и грядущая свадьба между детьми сделала их партнерами навеки. Однако ситуация изменилась, и господин президент, почувствовав себя львом, стал понемногу показывать когти.
Пока жива надежда, что свадьба состоится, они еще не враги. Но если Нарендер выкинет очередной фокус, или брак между ним и Ратхой окажется невозможным, или Ратха сама, устав от непутевого жениха, откажется от него, тогда может случиться все. Чанхури набрал такую власть, что, пользуясь тем, что ему известно, без труда раздавит Сахаи. Тот даже не сможет ему ответить разоблачениями, потому что сам замешан во многих нечистых делах и не избежит уголовной ответственности в случае, если что-нибудь выяснится. Так что придется молчать и смотреть, как, мстя за обиду, нанесенную дочери, Чанхури потопит бывшего друга и помощника. Сам же он стал такой крупной рыбой, что без труда вырвется из любой сети.
Нарендер должен жениться на Ратхе, просто обязан, понял Джави. Иначе все пропало. И он заставит сына сделать это, хочет тот или нет.
— Ну вот, — сказал Чанхури, возвращаясь из кабинета после телефонного разговора с министром. — Теперь он далеко не уедет. Конечно, я не могу заставить их контролировать все железные дороги Индии, но от Калькутты до Ганготы будут проверять каждый вагон. И они найдут его.
— Спасибо вам, господин президент, — Джави встал и почтительно поклонился, особенно тщательно следя за тем, чтобы поклон был только почтительным, но никак не подобострастным. Чанхури не должен видеть, что его пугает опасность оказаться его врагом. Сахаи знает себе цену и не намерен сдаваться — это было видно в каждом движении, жесте и слове гостя, произнесенном им до того момента, как он вышел из дома своих будущих родственников.
Однако проходя по двору, Сахаи вдруг услышал, как из распахнутого окна раздается возмущенный голос Ратхи. Донесшиеся до него слова показались слишком интересными, чтобы не попытаться дождаться продолжения.
— Кажется, я забыл в гостиной свои бумаги, — сказал Сахаи сопровождавшему его слуге дома Чанхури. — Принеси-ка их, пожалуйста, я подожду здесь.
Тот поклонился и бегом пустился за несуществующими бумагами гостя, выигравшего таким образом некоторое время.
— Как ты мог! Искать Нарендера с полицией! Это стыдно и бесчеловечно! — кричала Ратха. — Он совершеннолетний, и вы не можете ему что-нибудь запретить!
— Тебе, дорогая, давно пора привыкнуть к тому, что твой отец может немножко больше, чем другие, — снисходительно отвечал Чанхури. — Если я хочу вернуть Нарендера, то я верну его.
— Зачем? Он не любит меня, понимаешь ты это или нет? — Джави понял, что Ратха произнесла эти слова со слезами. — Свадьбы не будет.
— Мне все равно, любит или не любит тебя этот мальчишка, — грозно произнес отец девушки. — Достаточно того, что тебе хочется стать его женой. Моя дочь получит все, что хочет. Иначе… Пусть Сахаи берегутся!
Послышались горькие рыдания Ратхи, затем хлопнула дверь — господин президент оставил дочь оплакивать свое горе в одиночестве. «Пора уходить, — решил Джави. — Я уже узнал все, что мог». Он махнул запыхавшемуся слуге, сообщившему, что в гостиной ничего нет, и пошел к воротам.
Тем временем его сын крепко спал, устроившись на верхней полке вагона третьего класса — ему казалось, что в его жизни наступило такое время, когда надо приучать себя к новым обстоятельствам и условиям существования, экономить, пока еще не известны никакие перспективы работы и источники получения денег. Он впервые так долго находился с людьми, для которых бедность была естественным состоянием. Конечно, в Вишвабхарати тоже попадались студенты из самых низших слоев общества, но они все-таки находились на иной ступени: получали образование, а вместе с ним и надежду вырваться из нищеты. Тут же Нарендера окружали те, кто жил обычными заботами бедноты — о куске хлеба, работе и крыше над головой: старуха, ехавшая к дочери, которая живет с семьей где-то в предгорьях и предложила матери погостить у нее хоть немного, чтобы снять с брата на некоторое время заботу о лишнем рте; два парня, пытавшиеся найти в Калькутте места грузчиков или строительных рабочих, но только обкраденные портовыми жуликами и теперь возвращающиеся к родителям не солоно хлебавши; семья с кучей малышей, лишившаяся из-за отсутствия денег своего дома и направляющаяся к родственникам в надежде пожить у них, пока отец-конторщик не оправится от скрутившего его ревматизма настолько, что сможет вернуться к работе и зарабатывать достаточно, чтобы его дети спали в кроватях, а не на тротуаре…