— Тебя отвезти? — спросил отец не глядя ему в глаза.
— Возьму такси, — коротко ответил Нарендер и стал спускаться вниз.
— Деньги не забудь, — напомнил Джави, поспешив за ним следом.
Нарендеру было неприятно видеть, как засуетился отец, обрадованный тем, что намерения сына наконец-то совпали с его собственными. Он обернулся, взял пачку рупий и, поблагодарив, вышел на улицу.
«Удивительно все-таки, — подумал он, сев в такси и убедившись, что отец не едет за ним следом, — что он доверяет слову своего сына, которого считает чуть ли не воплощением зла: неблагодарный, ленивый, своевольный, что там еще? Почему бы человеку с такими наклонностями не соврать и не скрыться с материнскими драгоценностями в чемодане, убедив родных, что едет нанести визит своему будущему тестю?»
Чанхури дома не оказалось, но дворецкий, отлично знавший Нарендера, взял на себя смелость провести его к Ратхе. Юноша подождал в гостиной, пока дворецкий не вышел к нему и не сообщил, что госпожа примет его несмотря на то, что нездорова.
Ратха полулежала на диване, куда ее перенесли из спальни. Нарендеру хватило одного взгляда, чтобы понять: мать не преувеличивает — с Ратхой происходит что-то ужасное. Она так похудела, что ее некогда розовые щеки ввалились и стали прозрачными. Веки налились тяжестью, лоб блестел испариной слабости. Ратха хотела протянуть ему руку, но не смогла — рука плетью повисла в воздухе и тут же упала на подушки, выронив крошечный кружевной платочек, оказавшийся для нее непосильной ношей.
— Что с тобой происходит? — спросил Нарендер, решив обойтись без предисловий и сочувственно-обнадеживающих бессмысленных слов. — Откуда взялась твоя болезнь? Скажи мне правду, это слишком важно для меня.
Губы девушки чуть дрогнули в усмешке. «Вот сказать бы тебе всю правду, что бы ты тогда делал? — подумала она. — Как бы ты жил, зная, что отнял у меня всю мою душу до последней капли, что твоя холодность, твое равнодушие замучили, отравили меня?»
— Привязалось что-то, сама не знаю что, — тихо сказала она вместо этого. — Устала, наверное.
Это прозвучало почти беспечно, но внезапно до Нарендера дошло, что все, казавшееся ему выдумкой и дурным сном, — правда. Если бы Ратха прямо объявила ему, что он причина ее болезни, это не произвело бы такого сокрушительного впечатления, как то, что он понял: она пожалела его! Измученная, почти умирающая пожалела того, кто никогда не жалел ее!
— Ратха, — сказал он с неожиданной для самого себя решительностью. — Что же ты делаешь? Как же можно болеть теперь, когда нам пришло время пожениться? Мы и так долго откладывали свадьбу. Сколько можно тянуть?
Некоторое время Ратха смотрела на него, не мигая, как будто решала, не ослышалась ли она.
— Давай назначим день нашей свадьбы, и ты уж постарайся к нему выздороветь, — сказал Нарендер, стараясь убедить девушку в том, что слух не обманывает ее.
Ратха хотела что-то произнести, но не смогла. Она вдруг покраснела, глаза ее наполнились слезами, а плечи задрожали так, что ходуном заходил наброшенный на них плед. Нарендер с ужасом смотрел на то, как все тело девушки затряслось в судорожных конвульсиях.
— Врача! — закричал он, бросаясь к Ратхе и поднимая ее легкое тело на руки. — Врача!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
пела Ганга, перебирая струны ситары. Голос ее крепнул, забираясь под высокие своды, заполняя все уголки огромного зала, в который ее сегодня вызвали в первый раз.
Страх понемногу исчезал — ведь бояться было некого. Она пела сама для себя в пустом зале приемов, где обычно собирались гости. В этот вечер никого не было видно — наверное, хозяйка устроила ей испытание перед решающим моментом, чтобы посмотреть, как поведет себя девушка, оказавшись в новой ситуации.
Однако она ошибалась — гости все же пришли. Теперь они наблюдали за ней из-за огромного зеркала, украшающего стену. Поверхность выглядела зеркальной только для того, кто смотрел на нее из зала. Для тех же, кто сидел в соседней комнате, это было просто стекло, позволяющее видеть все, происходящее в зале. Голос легко доносился сюда, ничего не теряя ни в выразительности, ни в силе. Те, кто устраивал эту комнату, обо всем позаботились.
— Так кто же эта красавица? — с интересом спросил упитанный господин в кота — сюртуке с узким воротом и расшитой золотом чалме.
— О, это новенькая, — подобострастно кланяясь, ответил Манилан. — Между прочим, моя находка. Живет здесь только полгода, а уже такие успехи! Вам понравилось, господин Джария?
— Признаться, неплохо! Совсем неплохо! — покачал головой гость. — А ты что думаешь, Ашок?
— Да что тут думать? — лениво отозвался развалившийся в кресле усатый молодой человек в белом европейском костюме. — Пусть идет сюда, посмотрим на нее поближе!
— О, пожалуйста, только не сюда, — испугался Манилан. — Девушкам не следует знать об этой комнате, вы понимаете?
— Ладно уж, старый хитрец, — хлопнул его по плечу тот, которого называли Ашоком. — Сами пойдем полюбоваться твоей девчонкой — похоже, она стоит этого.
Ганга испугалась, увидев как из неприметной двери в углу зала вышел Манилан в сопровождении двоих мужчин. Они подошли поближе и молча уставились на девушку. Ганга схватила край своего вышитого серебром сари и прикрыла лицо, но Манилан отвел ее руку, предоставив возможность мужчинам пожирать девушку глазами. Взгляды были слишком откровенными, чтобы не понять, какими мыслями полны сейчас гости. Ганга почувствовала, как тошнота подкатывает к горлу — так сильно было ее отвращение к сальному блеску раздевающих взоров.
— Пожалуй, она вполне могла бы заинтересовать нашего гостя, — сказал один из гостей, нисколько не заботясь о том, какое впечатление произведут его слова на девушку. — Господин Чанхури не только любитель, но и знаток. Но эта птичка, как кажется, не только мило поет, но должна и ворковать неплохо, а?
Ганга со страхом посмотрела на Манилана, ища в нем защиту — больше надеяться было не на кого.
— Да она еще совсем дикая, необученная, — вдруг сказал он, как будто почувствовав ее отчаяние. — Так что для такой важной персоны уж точно не годится. Я с радостью предложу вам кого-нибудь получше.
— Нет уж, не надо получше, — усмехаясь, проговорил мужчина в чалме, наклоняясь над девушкой и, как будто случайно, касаясь ее плеча. — Господин Чанхури очень демократичен. Он любит и ценит простой народ, так что эта девчонка вполне подойдет.
— Да она недостаточно хороша для такой возвышенной персоны, — еще раз попробовал вступиться Манилан.
Однако Ашок грубо оборвал его, возмущенный таким странным заступничеством.
— Она достаточно хороша! — закричал он. — И не лезь не в свое дело, старик!
Манилан вздрогнул, как от удара, но замолчал и поклонился гостям, показывая, что больше не намерен перечить.
Гости перекинулись между собой еще несколькими фразами, обмениваясь впечатлениями о девушке, ее голосе и внешности, и, к огромному облегчению Ганги, вышли из зала.
Она вскочила и бегом помчалась наверх, в свою комнату. Итак, самое страшное вот-вот свершится. Ее выбрали для какого-то господина Чанхури, который вряд ли ограничится выслушиванием ее песен и прочими невинными удовольствиями. Манилан не стал бы заступаться за нее, если бы ей ничего не угрожало. Не остается никаких сомнений, что этот господин станет добиваться большего, чем лицезрение ее танца. А значит, надо бежать! Бежать отсюда куда глаза глядят! Время наступило и, хоть у нее по-прежнему нет ни гроша, она окрепла и набралась сил в этом доме, да и Рао сейчас вполне здоров и весел. Можно насобирать лепешек и высушить их, так что хотя бы первое время им обоим не грозил бы голод. Но где взять билет до Калькутты?