Выбрать главу

— Буди ее, и чтобы через час ни тебя, ни ее в Калькутте не было. Поедете опять в Бенарес и будете ждать там моих распоряжений. Вот деньги, — Чанхури сунул в руку старику увесистую пачку. — Поторапливайтесь.

— Что-нибудь случилось? — испытующе посмотрев на него, спросил Манилан.

— Не твое дело, — бросил через плечо хозяин, уходя к себе. — И не вздумай ослушаться меня. Я жду в машине у ворот.

Манилан посмотрел ему вслед, раздумывая о том, что же теперь предпринять. Потом постучался к Ганге. Она не спала, напуганная голосом хозяина. Манилан усмехнулся, заметив в руке девушки маленький тупой нож, который она стащила из его вещей. Таким оружием можно было только насмешить взрослого мужчину, ко, похоже, Ганга казалась себе отлично подготовленной к встрече с Чанхури.

— Выбрось это, — сказал Манилан, забирая у нее нож. — У него другие планы — он отправляет нас в Бенарес.

— Как в Бенарес? Я не хочу! А как же Нарендер?! — подскочила Ганга.

— Собирайся и ни о чем не тревожься, — успокоил ее старик. — Теперь пришло мое время думать о том, как помочь тебе. Пусть посадит нас на поезд — дальше Ховры мы не уедем. А там… Что за свадьба без бенаресской певицы?

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Дом господина Чанхури был велик, он мог даже вместить в себя пол-Калькутты — именно столько народу было в числе приглашенных на свадьбу его дочери Ратхи и молодого Сахаи. Уже в саду гости попадали в красочную свадебную сказку — все деревья были опутаны бесчисленными радами иллюминации, разноцветные огни сияли в наступившей темноте, как драгоценные камни. У бассейна стояли столы с закусками для тех, кто предпочтет веселье на свежем воздухе или захочет послушать музыкантов, расположившихся на циновках среди зеленой лужайки.

Сам особняк в этот вечер походил на распахнутый сундучок с сокровищами. В глазах рябило от пестрых шелков, драпировок и нарядов дам и девиц, приглашенных на свадьбу: сияли украшения, в которых многие не знали никакой меры, не опасаясь, что блеск безделушек затмит горящие оживлением глаза.

На покрытом белоснежным ковром помосте сидели главные действующие лица — Нарендер и Ратха. Вид у обоих был скорее усталый, чем счастливый — им с раннего утра пришлось вынести такое множество обрядов, начиная от ритуального омовения, состоящего из доброй дюжины не имеющих никакого практического смысла процедур, до жертвоприношения богине Кали — защитнице от всего злого — и натирания порошком куркумы. К тому же они целый день ничего не ели — вступающим в брак предписано поститься до следующего утра, так же как и матери невесты, если она была у Ратхи. Мать же жениха — Сита — должна была в этот день съесть семь больших тарелок с едой, что было для нее еще сложнее, чем пост, потому что из-за всех свадебных волнений кусок не лез ей в горло.

Ратху одели в бело-золотое бенараси, тонкое, как паутинка. Ее прелестное лицо закрывала розовая вуаль, на шее благоухала гирлянда из свежих цветов. Поверх вуали была надета диадема из шолы — тростниковой мякоти, которая казалась белоснежной на иссиня-черных волосах, собранных в сложный и восхитительный узел.

Ратха сама подвела себе черной линией глаза, ставшие от этого еще более выразительными, а на высокий лоб одна из тетушек ловко поставила красную точку — тику, знак счастья.

Нарендера одели в белое — белые штаны-дхоти с золотой каймой, белую длинную куртку с блестящими пуговицами На голове — конусообразная высокая шляпа с павлиньим пером, сделанная тоже из шолы. На шее — белоснежная гирлянда, а в ушах — длинные колеблющиеся подвески.

— Вот настоящий бенгальский жених, — улыбаясь, сказала очередная тетушка, подведя к нему почетного гостя — профессора из Германии, которого Чанхури не преминул пригласить на свадьбу, придавая ей таким образом не только всекалькуттский, но и отчасти международный характер.

— Поздравляю вас, молодой человек, ваша невеста — само очарование, — сказал улыбающийся толстяк-немец, нарушив, сам того не ведая, сразу две заповеди — никто не должен заговаривать на свадьбе с женихом, кроме священнослужителя, и уж тем более хвалить в глаза его невесту.

Тетушка покраснела и сразу же увела бестактного гостя, чтобы излить на него новый поток объяснений.

— Вот это пири — видите, деревянную скамеечку? После того, как родители благословят молодых, жених встанет на пири, его голову обмотают парчой и подведут невесту. Тут она семь раз обойдет вокруг жениха в сопровождении кого-нибудь из старших родственников, с ее лица уберут вуаль, и они посмотрят друг на друга. Это называется — «счастливый взгляд»! Правда, сейчас все не так, как бывало в дни нашей молодости, — вздохнула тетушка. — Видите, рядышком сидят и смотрят друг на друга сколько влезет. Я вот своего Санджея впервые увидела действительно в этот момент, когда он, стоя на пири, разматывал со своей головы парчовое покрывало. Потом они обменяются свадебными гирляндами, затем их руки свяжут желтой шелковой нитью. Отец невесты торжественно объявит, что передает свою дочь мужу, а он поклянется, что будет заботиться о ней и хранить ее честь. Конец ее сари привяжут к шарфу жениха, и тут уж брахман прочитает святые тексты и обведет молодых семь раз вокруг божественного огня. Брак с этой минуты считается заключенным. Красиво, не правда ли?

— Да, необыкновенно, — закатил глаза гость. — Вот если бы меня с Гертрудой женили так же, может, она меньше кричала бы о разводе. А то, как что: сразу к адвокату!

Тетушка с сожалением посмотрела на толстяка.

— Так и дайте ей развод! — заявила она решительно. — А сами приезжайте сюда, мы вас живо женим!

— А кстати, отчего не начинают? — испуганно заерзал немец, стараясь перевести на другую тему разговор, становящийся опасным.

— А куда торопиться? — удивилась тетушка. — Еще и брахман не приехал. Вся ночь впереди. Погодите-ка, сейчас будут выступать артисты — говорят, дядя жениха привез какую-то необыкновенную певицу и танцовщицу.

По залу пронеслись трубные звуки — это исполнялась ритуальная мелодия на раковине — огромном розовом чуде, извлеченном со дна Бенгальского залива специально для этого случая. Ее поддержала флейта, и ее щемящие звуки на много миль вокруг разнесли весть о том, что свадебное веселье началось.

Со двора в дом потянулись гости, желающие посмотреть выступление приглашенных артистов — судя по размаху торжества, и музыканты на этой свадьбе должны быть исключительные.

— Ну, где твоя хваленая певица? — спросил у Джая Чанхури, оторвавшись от разговора с Джави. — Долго еще ждать?

— Она уже здесь, — улыбнулся тот. — Прикажете начинать?

Чанхури кивнул и сразу же откуда-то из толпы вышла женщина, закутанная в плотную вуаль с золотыми нитями. Сита с удивлением посмотрела на артистку — что это ей’ вздумалось надеть красное сари. Только невеста приходит на свадьбу в алом наряде. Впрочем, было поздно что-то менять — танцовщица вышла в центр зала и подняла руки, ожидая мгновения музыкальной фразы, чтобы начать свое выступление.

Двух девиц, в него влюбленных, Слушал Кришна благосклонно: Как вы любите меня, Прочих от себя гоня? Я люблю, как любит ветер, Забирая все на свете! Зажигаясь от огня! Как алмаз, любовь крепка! Так ответила Ратха.

Джави с Ситой переглянулись — Джай не подвел. Такой чистый, звонкий, высокий голос нечасто услышишь. И вместе с тем он полон глубины и красок, он богат и по-особенному щедр, услаждая слух внимающих ему.

Женщина в красном вдруг сорвалась с места и вихрем закружилась по залу, едва касаясь босыми ножками мраморных плит. Ее тонкие руки заметались, извиваясь, как травинки в бурю. Алый шелк заполыхал, будто загорелся от порывистого движения.

Я люблю, как тихий вечер. Все тебе отдам навечно, Не прося себе любви — В счастьи без меня живи! Мирра очи опустила И в тень Ратхи отступила.