Мир вещей рассеивает человеческую душу, лишает ее устойчивости, обрекает ее на бездействие, а следовательно, на отмирание. Вещизм — жуткий и преступный порок! Невидимый грех! Очень часто многие обеспеченные люди ощущают себя безгрешными, ибо не понимают свое собственное несовершенство. Такой человек как бы спит. И только в этом случае прав был Кальдерон, когда сказал, что жизнь — есть сон.
Человек, окружая себя вещами, через них восполняет пустоту душевную. Духовно же богатому излишество и роскошь не нужны. Они отвлекают душу от познания самого себя, крадут ее и обедняют. Тем более что вещь материальная по энергоемкости значительно беднее произведения искусства.
Говинд, который, может быть, и не совсем ясно представлял себе, в чем смысл жизни, знал одно: все должны быть равны перед законом. И он любил жизнь больше, по словам Достоевского, чем ее смысл. И был прав, этот молодой и красивый сын благословенного Бхарата…
Побарабанив длинными пальцами по рулю своей верной подруги «Басанти», Мастер Чхоту откинулся на спинку сиденья, включил зажигание и неспеша покатил вдоль набережной, поглядывая на пеструю толпу пешеходов.
— Такси! Такси! — донеслось до его слуха.
Говинд притормозил.
— Стоп! Стоп! — воскликнул мужчина невысокого роста в светлом костюме и ярком галстуке.
Таксист наклонился и помог ему открыть дверцу. Пассажир ловко уселся рядом.
— Куда едем? — окинув взглядом клиента, улыбнулся Мастер Чхоту.
— Бирла-сквер!
— Хорошо! — Легко переключив скорость, Говинд погнал машину по указанному адресу.
Впереди возвышалось высокое, многоэтажное здание из стекла и бетона. Хвосты бурундучков мягко покачивались над кромкой ветрового стекла. Сквозь «какофонию» многоэтажных строений проглядывали кокосовые пальмы и синие куски океана.
— Мы приехали. Остановите здесь, вот у этого подъезда! — вежливо проговорил пассажир, расплатился, покинул салон машины, резко захлопнув за собой дверцу, и направился к массивной стеклянной двери, окантованной латунной рамой и с такими же ручками, над которой красовалась вывеска с надписью: «Нотариальная контора. Ассоциация адвокатов. Юридические консультации».
Говинд хмыкнул и подумал:
«Наверное, и Хари где-то работает адвокатом».
Еще немного постояв, он поехал к стоянке такси, улыбаясь каким-то своим мыслям.
Человек в светлом костюме и ярком галстуке, которого подвез Говинд, вошел в приемную адвоката, где за небольшим столом сидела молодая женщина. На ней была блузка с поперечными синими полосками, которая выразительно облегала ее грудь, прикасавшуюся к столешнице из органического стекла. Справа от нее стоял столик с пишущей машинкой. На стене мерно тикали большие настенные часы в резном деревянном футляре. Женщина разговаривала по телефону.
— Алло! Я вас слушаю! — певуче произнесла она. — К сожалению, не могу. Сегодня записаться на прием никак нельзя. Я попытаюсь записать вас на четверг. Конечно… спасибо! — Она взглянула на посетителя и положила трубку. — Извините! А теперь я слушаю вас, — сказала она.
— Господин адвокат здесь? — спросил мужчина как можно вежливее.
— Да. А он вам на сегодня назначил? — секретарша взяла в руки журнал регистрации, и ее тугая грудь слегка поколебалась, что не ускользнуло от взгляда незнакомца, который явно оценил это волнующее движение жизни.
— Нет… скажите, что пришел его старый приятель, — нехотя отрывая взгляд от бюста женщины, сообщил тот.
Секретарша скрылась за дверью.
За столом красного дерева сидел плотно сбитый мужчина с тщательно подстриженными черными усами и волнистыми седеющими волосами, зачесанными назад. Закашлявшись, он загасил в пепельнице сигарету и посмотрел на женщину.
— Извините, сэр, — заметил ему нотариус, стоявший рядом со столом, — вам не кажется, что вы слишком много курите?
— А что делать? — усмехнулся адвокат. — Ладно уж, попытаюсь бросить еще раз. Как сказал Марк Твен, нет ничего проще, чем бросить курить. Я лично бросал двадцать раз! Помните? — он засмеялся и расстегнул пуговицы светлого жилета.
— Читал когда-то, в туманной юности, — улыбнулся нотариус, забрал со стола подписанную бумагу и, поклонившись, направился к двери.
Когда он вышел, секретарша сообщила адвокату, что к нему пришел старый приятель. Адвокат кивнул.
Через несколько секунд в кабинет вошел человек в светлом костюме, всем своим видом выражая почтительность к хозяину кабинета.
Адвокат откашлялся и посмотрел на посетителя.
— Здравствуй, Хари! — сказал гость.
Присмотревшись повнимательнее, адвокат вспомнил:
— Вы — Бонси?!
— Надо же! — хихикнул тот. — Все-таки узнал!
— Узнал, — спокойно и сухо ответил адвокат и приготовился слушать.
— Люди после двенадцати лет не могут узнать даже своей матери, — осторожно продолжал Бонси, приглаживая и без того прилизанные редкие волосы.
— Тебя я запомнил навсегда! — без обиняков бросил ему в лицо Хари.
— Ну? И чем это я тебе так врезался в память?..
— Тем, что ты затеял тогда драку, а меня выгнали из колледжа, — адвокат немного помолчал, потом вздохнул и хотел было снова закурить, но отдернул от сигаретницы руку. — Я сдавал экстерном. И это имело для меня тяжелые последствия, — Хари поднялся и вышел из-за стола. В его темных карих глазах отразилось заходящее солнце. Брови его нахмурились, а вся слегка сутуловатая фигура выражала скорбь. — А все потому, что пришлось поехать в Бомбей, чтобы сдавать экзамены… Я потерял своих братьев навсегда… — адвокат подошел к высокому венецианскому окну и устремил взгляд сквозь ребра небоскребов на узкую полоску океана. Потом он резко повернулся к непрошеному гостю, смерил его отсутствующим взглядом и, как бы невзначай, обронил: — Да что там, давай, присядь!
Бонси с удовольствием сел в кресло, на которое ему указал хозяин кабинета. Он чувствовал, что сейчас самый подходящий момент, что, пока душа Хари затронута болью воспоминаний, самое время вонзить в нее стрелу своей просьбы.
— Спасибо, — Бонси поудобнее устроился в кресле, извлек сигару и закурил. — Можно? — осведомился он несколько запоздало.
— Разумеется.
— У меня есть к тебе дело, — посмотрев на адвоката, Бонси еще раз оценил его настроение, — понимаешь, арестовали одного из моих людей…
— За что арестовали? — неожиданно твердым для посетителя голосом поинтересовался Хари.
— Ну-у, как тебе объяснить… э-э-э… запрещенный товар.
— Какой именно?
— Обычный… — промямлил делец теневого бизнеса. — Там были… марихуана, кокаин, — Бонси сбил пепел с сигары в массивную хрустальную пепельницу, — ну еще… опиум, — бизнесмен кашлянул и поднял на адвоката кроткий взгляд агнца. — Ну помоги, Хари! Освободи парня? Для тебя невозможного не существует. Я слышал о тебе много лестного, тебя прекрасно знают в Махараштре. Я готов много заплатить! — изображая смиренного католика, упрашивал адвоката Бонси. — Назови свой гонорар, и я немедленно вышлю тебе чек.
Слушая продолжительную тираду Бонси, Хари не сводил с него глаз, и когда речь подошла к довольно банальному финалу, адвокат отвел глаза в сторону и с профессиональной дипломатичностью заметил:
— Ты, Бонси, не сможешь дать мне того, что я попрошу.
— Почему? Скажи… Может, я и смогу, — забегали глазки Бонси, — так сказать, наш разговор, разговор между старыми друзьями, междусобойчик…
— Ты пойдешь и заявишь в полиции, что весь товар твой и что парень не виноват! Ну, что? Говори! Пойдешь? — «припер его к стене» Хари, наперед зная, что этот хитрый лис ни за что не сделает такого шага. А просто отказать ему, без нравственного урока, Хари не хотел, да это было бы и непрофессионально.
Бонси мучительно глотал предложенную ему «пилюлю», отчего глаза его постепенно стекленели. Он машинально раздавил сигару в пепельнице, щурясь от дыма.