В 10.10 у переводчика кончились бланки, и он оборвал запись, пояснив, что Ричард Фейнман уже пожилой человек и всех принять не сможет. Но жаждущие, на всякий случай, не расходились. Тенгиз, тем временем, тасовал заполненные бумаги. Его особенно заинтриговало, что записались даже два члена комитета комсомола. В 10.45 кандидаты в американцы заподозрили неладное, тем более что переводчик куда-то исчез. Все видели, что он был в каких-то отношениях с Тенгизом. Кое у кого возникло подозрение, что Тенгиз еще до этого мероприятия умудрился каким-то образом пройти собеседование, и его попросили прояснить ситуацию. Поэтому Тенгиз вынужден был раскрыть карты.
До рукоприкладства не дошло, но некоторые, особо активные, участники еле сдерживались, и он пережил несколько неприятных минут. Соков был тут почти ни причем, но и он поволновался. Его только успокаивало, что дело они затеяли полезное.
— Парни, это же была шутка, вы что, шуток не понимаете? — Жизнерадостным голосом вразумлял их Тенгиз. — Для всех ясно, что вами двигал интерес к науке, а не поиск теплого местечка у дяди Сэма. — Тенгиз говорил это без всякой иронии. Он подсказывал им возможные реабилитирующие мотивы. На всякий случай.
— Мы-то, ясное дело, хотели участвовать в создании новой квантовой механики, — бубнили потерпевшие.
— В том-то и дело. И на отличном оборудовании! Но поймет ли наши мотивы профессура. Да еще у них взыграет научная ревность к Фейнману.
— А я, кстати, уверен, — успокоил их Тенгиз, — что многие из вас сразу почуяли, что это был розыгрыш и пришли сюда повеселиться и посмотреть на тех, кто принял всё это за чистую монету. — Это был еще один реабилитирующий мотив, который им подкинул Тенгиз. Для него это был всего лишь эксперимент, и он никому не желал зла. Не понимать юмора — это был моветон. Поэтому в толпе охотно подтвердили, что да, они с самого начала обо всем догадались и даже шутили по этому поводу. Больше всего веселились те, кому не хватило бланков.
Высшие инстанции после этого настоятельно требовали от Тенгиза сдать в ректорат оформленные бумаги, но он их к тому времени уже раздал участникам, по их настоятельной просьбе, и они канули в небытие. Соков эту его мягкотелость не одобрил и счел глупостью. Он признал, что выдавать анкеты ректорату было, конечно, не рационально, но следовало их сохранить для себя, как отличный инструмент влияния на коллектив. Поэтому он стал немного опасаться Тенгиза.
Соков, на свое счастье, отметил промах двух своих коллег по комитету комсомола. Этим он резко повысил свой рейтинг в парткоме (передовом отряде партии на производстве) и вскоре вошел в его состав.
6. Коллективный Демиург: Тенгиз, Катя, Юля, Соков, Витя
Вскоре Тенгиз заметил, что не его одного занимало, как превратить потребности индивидуума в общую проблему всего коллектива. Юлия Латынская и Катя Борова размышляли над похожей задачей, но — в своем ракурсе. Броская красота и быстрый ум Юли обеспечивали ей множество поклонников, но она их бросала, одного за другим. Юля немного походила на ведьму, а Катя еще не дозрела до флирта и стриглась под мальчика. Вместе они напоминали бабу Ягу и братца Иванушку.
Ни Юля, брюнетка с кучерявой копной на голове, ни светло-русая Катя, не задевали мужских инстинктов Тенгиза. Но и Тенгиз совершенно не был во вкусе Юлии. Она не испытывала по отношению к нему интеллектуального превосходства, а привыкла блистать. Катя, напротив, превосходила Тенгиза в профессиональном отношении, но восхищалась его благородством. И даже преувеличивала. В его присутствии она была вполне способна обсуждать сложнейшие научные проблемы, но от этого чувствовала свою ущербность во всем остальном. И ее даже смущало, почему Тенгиз относится к ней так благожелательно. Ей было очевидно, что она этого не заслужила. Учился Тенгиз на одной кафедре вместе с Катей и делился с ней своими тайнами, а у Кати пока была всего-навсего одна тайна, но она надеялась, что Тенгиз о ней не догадывается. Она стойко выслушивала подробности его побед, испытывая некоторое недоумение: что находит столь тонкий мужчина в примитивных, по его собственному определению, самках. Этими сомнениями Катя, разумеется, не делилась с Тенгизом, а слово «самка» так задевало ее, как будто бы это относилось и к ней. Юля над сомнениями Кати лишь посмеялась и объяснила, что все они самки, и не только самые примитивные.