— Даже не знаю, может, взять вас с собой в Пилос и там высадить? Придется, правда, потесниться, но…
Иолаос наморщил лоб:
— Хорошие лучники всегда найдут себе достойное занятие. Здесь, в Кархедоне, или еще где-нибудь.
Всадник — высокий, худощавый пун средних лет — спешился и, представившись владельцем имения, горячо поблагодарил нас за помощь. Вопросов он не задавал, это было бы сейчас просто невежливо, однако в глазах его читалось откровенное любопытство. Когда я спросил у него совета, он лишь пренебрежительно махнул рукой:
— Кархедон? Там теперь нет потребности в воинах. — Он окинул взглядом каппадокийцев и улыбнулся: — Вернее, она есть, но ничего нельзя сделать.
По-гречески он говорил совершенно свободно, хотя и с легким акцентом.
— Мы знаем, что у них связаны руки, — ответил я на пунийском, и лицо его сразу же озарилось понимающей улыбкой, — Карт-Хадашт уже не тот, что раньше. А как обстоят дела в Утике или Гиппоне[10]?
— Лучше всего в Утике, — после недолгого раздумья, с неприкрытым сомнением в голосе ответил он и тут же снова перешел на греческий: — Но я хочу предложить вам переночевать у меня, и мы тогда все обсудим, У нас тут много молодых вдов, и потом, как я слышал, кое-кто из лучников умеет обрабатывать землю.
— Говоришь, вдовы? — Иолаос хитро подмигнул ему. — Ну тогда посмотрим.
— Значит, вы хотите остаться? Хорошо. Тогда я еще отблагодарю вас.
Я отстегнул от пояса кошель и швырнул его Иолаосу. Он поймал его на лету. Услышав звон, каппадокийцы начали ухмыляться, из глоток донеслось довольное урчание.
С наступлением темноты мы отчалили. Труп Бостара был завернут в белую ткань и накрепко перетянут канатами. Привязанный к ногам якорный камень доставит моего старого друга на дно моря.
Бомилькар передал управление судном кормчему и подошел ко мне. Я стоял прислонившись к двери каюты. Матросы выбрали якорь и теперь сидели у борта и дружно жевали. Один из них с набитым ртом напевал какую-то мелодию, напоминавшую просто отрывистые звуки. Ночь была безлунной, но звезды, по которым Бомилькар выверял путь, отчетливо виднелись на темном небе. Парус чуть изогнулся, налетевший с юго-запада ветер сильным порывом надул его, и корабль понесло на восток.
— И куда теперь?
— В Александрию[11].
— А потом?
Я откашлялся:
— Афины, затем Вифиния[12].
— О всемогущие… Что ты там забыл? — Бомилькар искоса взглянул на меня.
— Да нужно кой-кого навестить.
Бомилькар не стал продолжать разговор. Он медленно прошел вперед и сел рядом с лежащим среди ящиков и тюков телом отца.
— Антигон из Колхиды[13]? — робко прозвучал нежный женский голос.
Я поднял глаза. Передо мной на каменном полу хранилища стояла совсем еще юная девушка. Раб, который привел ее сюда, вопросительно посмотрел на меня. Я небрежно махнул рукой, и он мгновенно исчез.
На вид ей было не больше шестнадцати — семнадцати лет. Покрытые синяками обнаженные плечи, изодранная до крови кожа на скулах и затаенная боль в огромных черных глазах.
— Не из Колхиды, а из Кархедона, — нарочито сухо ответил я.
— Ты не похож на пуна, господин, — помедлив, сказала она, — а это послание написано на греческом языке.
— Я одновременно и пун и эллин[14]. Давай его сюда. — Я протянул руку.
Она с явной неохотой вложила мне в ладонь перевязанный черной шерстяной нитью пергаментный свиток. Я взял со стола маленький нож, разрезал нить и с улыбкой прочел:
— «Милость Ваала[15], ниспосланная Танит Гадирской».
— Ты понимаешь этот язык, господин?
— Да. — Я задумчиво посмотрел на нее, радость от предстоящей встречи сочеталась во мне с недоверием к этой избитой рабыне. — Кто дал тебе свиток?
— Какой-то человек вручил его моему господину — смотрителю гавани…
— Откуда ты тогда знаешь, что он написан по-гречески?
Она пожала плечами, легкая усмешка скользнула по ее изящно очерченным губам, но глаза оставались по-прежнему печальными.
— Смотритель гавани прочел письмо и что-то недовольно пробурчал. Он не стал снова перевязывать его, а просто дал мне.
— Выходит, ты умеешь читать?
— И писать, господин. Но смотритель гавани этого не знает. — Она опустила голову, затем вдруг резко вскинула ее и внимательно посмотрела на меня.
— Ну хорошо. А теперь иди, хотя нет, подожди. Ты страдаешь от морской болезни?
10
Утика — крупный торговый город к востоку от Карфагена, как правило поддерживавший его врагов; Гиппон, или Гиппо-Зарит (ныне Бизерга), — одна из древнейших финикийских колоний в Северной Африке, зависимая от Карфагена.
11
Александрия — город, основанный Александром Македонским в Египте сразу после его завоевания и славившийся своими садами и широкими кварталами. Благодаря географическому положению и системе каналов, связывавших ее с Нилом, Александрия превратилась в один из крупнейших центров средневековья, а затем стала еще и центром культуры, прославившимся своей библиотекой.
15
Ваал (букв.: господин) — один из главных богов природы и плодородия, выполнявший также государственно-культовые функции (война, покровительство правосудию). Римляне отождествляли его с Юпитером.