– Будет сделано, – кивнул Леха, снова поправив акинак.
Покидая царскую юрту, что была расшита золотой нитью и украшена узорами, но все равно оставалась юртой, он вновь подумал, что новый царь слишком любит походный образ жизни. Его богато отделанная юрта не могла соперничать в пышности убранства с домами и дворцами знати в Неаполе Скифском[8], где Иллур мог бы жить с комфортом. Но Иллур этого не хотел. Он ненавидел спокойную жизнь. Как-то в разговоре с Лехой на дружеской пирушке будущий царь сказал, что все зло, разъевшее боевую мощь скифов, происходит от греческой учености и любви к праздной жизни. «Если бы у нас не было дворцов, – сообщил он, – а старейшины и вожди проводили жизнь в походах, то скифы вновь овладели бы всем миром».
Леха был с ним, в принципе, согласен. Он и сам любил походную жизнь. Но иногда немного хотелось пожить в комфорте. Тем более, что средства теперь имелись. Но царь скифов считал иначе. Все кто ему служил, от вождя племени до простого солдата, теперь о покое могли забыть навсегда.
«Скиф не должен знать покоя, – любил повторять Иллур, – Иначе, покой может быстро стать вечным покоем».
А потому Леха приказал себе не расслабляться. Сразу отправился к войскам, чтобы сделать все необходимые приготовления. Еще с вечера две тысячи отборных воинов получили приказ готовиться к походу. А на рассвете Иллур, лично явившись в лагерь, приказал взять с собой еще одну тысячу. Леха приказание исполнил. Это было недолго, – скифу собраться, только на лошадь вскочить.
Иллур прибыл в лагерь в сопровождении сотни охранников, за кавалькадой которых катились пять возов с захваченным в Ольвии золотом.
А когда три тысячи конников в полном боевом облачении покинули лагерь, глянув на золототой запас монет, посуды и украшений, Леха поймал себя на мысли, что Иллур, похоже, действительно опасался этих сарматов гораздо больше, чем греков. Хотя, если поразмыслить, то армия сарматов должна была быть не хуже скифской, и чтобы воевать с ней воинов явно требовалось больше, чем три тысячи пусть и отборных солдат. Но Иллур приказал оставить основные силы этой армии возле Ольвии, в то время как вторая армия готовилась в Крыму к нападению на Боспорское царство. Так что сейчас скакавшее по прибрежным холмам на север скифское войско показалось бывшему морпеху не слишком большим. Так, почетный эскорт царя. Правда, царь был рисковый и бесстрашный. Но, глядя на золото, в глубине души Леха надеялся, что дело закончится только переговорами. В конце концов, он хоть и приближенный к царской особе воин, одаренный милостями и богатством, но сейчас его дело сторона.
Мудрого советника Фарзоя с ними не было. Старик уже давно поселился в столице и не покидал ее, периодически призывая к себе Иллура. Значит новый царь намеревался вести все переговоры самостоятельно. Из верховного командования был только сам Иллур, знатный вождь Арчой и…Леха Ларин, скакавший сейчас рядом с Иллуром. Свои три личные сотни разведчиков, что взял в этот поход, он оставил позади на попечение дядек – Инисмея, Гнура и Уркуна, – опытных сотников. Впрочем, Инисмей уже давно ускакал с сотней далеко вперед с приказом обнаружить передовые части сарматов и вступить в контакт, сообщив о приближении царя Иллура.
Спустя пару дней, войско в сопровождении повозок с золотом и небольшого обоза, с походными юртами и всем необходимым для ночлега пересекло степную границу Сарматии. А к вечеру четвертого, так и не встретив на своем пути никакого сопротивления, Иллур приказал встать лагерем на холмах, откуда уже была видна широкая река.
Леха, хотя поневоле и освоился давно со скифским языком, по старой привычке страдал забывчивостью. Еще в прошлой жизни он вяло усваивал любую новую информацию, если она не касалась рыбалки, рукопашного боя и стрельбы. Особенно по географии своей родины. И теперь в этой новой кочевой жизни тоже никак не мог запомнить названия многочисленных рек, что текли в степи, впадая с разных сторон в Скифское море, которое он про себя звал Черным. До сих пор это ему особенно и знать было незачем. Вся жизнь протекала в Крыму и ближайших окрестностях, где находилась столица скифов Неаполь, недавно захваченный Херсонес и часть Боспорского царства. Отдаленные степные районы, в которых он еще не бывал, кровный брат скифского царя представлял также, как раньше, в бытность свою морпехом. А это означало, что еще не народившиеся Краснодар и Ростов-на-Дону, находились примерно в пределах Боспорского царства, что Иллур намеревался захватить.
Сейчас они продвигались куда-то в сторону будущего Киева, и речка, что шумела в стороне, вполне могла быть Днепром. А может и нет. Кто его знает. Впрочем, Леха не особенно беспокоился от отсутствия знаний по местной географии и чувствовал себя при этом вполне нормально.
По приказу Иллура скифы развели костры, никого не таясь, и принялись готовить ужин. Инисмей, появившийся вчера вечером с докладом, отсутствовал целый день.
– Что-то запропал мой сотник, – посетовал Леха Иллуру, когда ужинал с ним вместе в шатре, поедая зажаренное мясо и запивая его красным вином, – как бы не случилось чего.
– Не переживай, Аллэксей, – успокоил его царь, облаченный в легкие доспехи, – с ним ничего не случится.
Иллур был с виду спокоен, словно не вторгся на территорию чужого государства, а сидел у себя дома в Крыму.
– Может, усилить охрану лагеря? – продолжал беспокоиться Леха, – все-таки уже день, как сарматскую землю топчем.
– Это моя земля, – зло процедил сквозь зубы Иллур, – Она всегда принадлежала скифам. Гатар захватил ее силой, но скоро я снова ее верну.
Он откусил сочный кусок мяса и добавил.
– А охраны достаточно, Арчой позаботился об этом. Все равно никто на нас не нападет.
Леха не стал спорить. Как говорил в таких случаях в прошлой жизни его сослуживец рядовой Иванов сержанту Чайке «Ты бугор, тебе виднее». Вспомнив про своего друга сержанта, который перенесся вместе с ним в эти прошлые времена и обретался теперь где-то в землях далекого Карфагена, Леха отключился от насущных проблем и задумался о его судьбе. Как-то там протекает жизнь у сержанта: выбился ли в люди, или лежит уже давно в сырой земле? Но, задумался Леха ненадолго. Скоро снаружи послышался приглушенный топот многочисленных копыт, и в шатер вошел запыхавшийся от долгой скачки Инисмей.
– Ну, что видел? – спросил Иллур, отрываясь от еды, и не дав Лехе даже рта раскрыть.
– Несколько раз приближались отряды разведчиков, но близко не подпускали, – доложил Инисмей царю, – уходили в степь.
– Это хорошо, – кивнул скифский вождь, – ты свободен. Иди, отдыхай.
А, повернувшись к Лехе, добавил.
– Ждать послов осталось недолго.
Скифский царь как в воду глядел. Утром, Леха Ларин, выйдя из своей походной юрты, обнаружил, едва вдохнув пьянящий аромат степи, что все окрестные холмы вокруг лагеря заняты конными солдатами неизвестной армии. Окружение было полным. И не было никакой возможности ускользнуть незаметно, разве что прорубить себе дорогу обратно к морю сквозь строй неприятеля. Да и в этом случае уходить пришлось бы еще пару дней. В общем, с одного взгляда Лехе сразу стало ясно, что без особых потерь скрыться от сарматов, таких же быстрых всадников, как и сами скифы, было практически нереально. Но Иллур, появившийся из своего шатра, казалось, ничуть не был удивлен такому положению дел. И нисколько не озадачен окружением своего лагеря, словно сам все спланировал заранее. Хотя сарматов здесь было, на первый взгляд, как минимум, втрое больше, чем скифов.
Молодое солнце золотило островерхие металлические шлемы конных сарматов, их искусные доспехи, что покрывали всадников и лошадей. Блестело на остриях копий, облизывало топорики, висевшие на боках, и колчаны со стрелами за спиной. Высвечивало одежду, – кожаные куртки и штаны навыпуск, перехваченные у лодыжек ремнем и убранные в голенища узконосых сапог.
Суровые лица с прямыми хрящеватыми носами, широкие бороды. У многих длинные волосы, из-за чего некоторые всадники издалека даже показались Лехе похожими на женщин.