Андрей обернулся к Гансаулю, могучая фигура напарника склонилась над грудой камней, и парень, подумал, не послышалось ли. Но Гансауль выпрямился, зелёные глаза в сумраке забоя засветились двумя изумрудами.
— Я не помню, кто я и откуда. — Парень размахнулся, молот звякнул об камень, высек искру. — Знаю только, что, вроде как, незаконно перешёл имперскую границу и был схвачен патрулем. Сказали, что подрался с солдатами, один даже погиб. Вот и определили сюда на пятнадцать лет. Я долгое время был… ну как бы… немного не в себе… недавно только стал соображать нормально.
Гансауль смотрел неотрывно, потом, склонившись за камнем, спросил:
— И что — совсем ничего не помнишь?
— Ничего. Из прошлого у меня только это, — Андрей вытянул левую руку ладонью вверх, на запястье на серой от грязи коже темнеют вытатуированные буквы: «Х.А.К.» — так и прозвище получил.
До самого отбоя напарник вновь больше не проронил ни слова. А Андрей… Андрея потихоньку грызла совесть, он наглым образом врал, но и рассказывать правду о себе всем подряд тоже глупо. Нет, первое время парень и вправду походил больше на зомби, чем на человека — ходил с потухшим взглядом, отвечал односложно, делал, что прикажут, не раздумывая. Потом сознание прояснилось, словно из седого тумана выбралось солнце и разогнало всю хмарь в голове. Но и вспомнить ничего из прошлой жизни он не смог. Лишь по ночам снились странные прямоугольные скалы, где люди… просто жили. Он бродил во сне меж этих скал, мимо мчались огромные четырехколесные телеги, ярко раскрашенные, а в них… тоже люди… счастливые… свободные. Звучала музыка, вокруг люди, люди, нарядно разодетые, а не в жалких грязных обносках, как он и его товарищи по несчастью. А девушки… Цокающие каблучки, коротенькие юбки, волнующий аромат духов… И вот однажды он распахнул ранним утром глаза, за несколько минут до подъёма, вот он привычный закопченный каменный свод, треск факелов, спертый воздух, пропитанный едкими запахами горящего масла, пота, грязных тел и мочи. А он проснулся… и всё вспомнил… словно кто-то щелкнул тумблером в голове. И дикая тоска о навечно потерянной прежней жизни стиснула ледяными пальцами душу. Он в чужом мире, он в рабстве, и он… умирает — чахотка бешеным псом вгрызается в лёгкие. Прошло полгода, сменились четыре напарника — ушли «за грибами», и Хак знал, что скоро и его черед. Но смерть не пугала — смерть будет избавлением от монотонного кошмара под названием каторга. Хак рассказал одному из ушедших напарников, что он — из другого мира. Это был старик Хинки — мелкий плотный старичок с бородкой клином, Хак за глаза звал его Гномом. Хинки посоветовал молчать, Хак, оказывается, не первый «чужак», но если охрана прознает — тут же отправят в Имперскую безопасность — а там с подобными, как и с колдунами и ведьмами — разговор короткий. Потому Хак и держал язык за зубами — лучше уж медленно угаснуть от чахотки, чем сгореть живьем на костре…
Грозно прогрохотали сапоги по мраморным ступеням, Карбич порывисто рванул дверь и буквально влетел в длинный коридор Управы, часовой, растерянно квакнув, отскочил с дороги. Длинная ковровая дорожка расстелилась до самого кабинеты Главы, Карбич размашисто пронесся до массивной железной двери, толстый ковёр заглушил звук шагов. Застывший у кабинета солдат встрепенулся, вытянулся в струнку, пугливо вытаращив глаза — нрав Карбича знали все.
— У себя?! — рявкнул Карбич, а холеная рука с огромным золотым перстнем уже легла на ручку двери. Часовой лишь кивнул, командир гарнизона даже не стал стучать, распахнул дверь.
— Как это понимать, господин полковник?!
— И вам здравствуйте, господин майор. Карбич, какая муха вас укусила?
Командир гарнизона скрежетнул зубами, не испрашивая разрешения дернул за спинку стул и сел, широко расставив ноги и сложив крест-накрест руки на груди. Глава сделал вид, что не заметил столь хамского поведения, неспешно отошёл от окна и сел за стол напротив. Годы и тихая служба на руднике, этакий курорт для преданного королю офицера, не пощадили бравого вояку — Зюхер из поджарого резвого майора давно уже стал пухлощеким грузным полковником. Меж своих подчиненные зовут его «Жабой в мундире».
— Хотелось бы знать, куда вы отправили три десятка моих солдат? И это в то время, когда вот-вот заявятся глоды!
Полковник не стал отвечать, медленно достал из ящика стола трубку и украшенную витиеватыми узорами серебряную табакерку. Пухлые пальцы, похожие на сосиски, с трудом зацепили щепотку душистого аризского табака, уж больно мала табакерка. Карбич побледнел от злости, недобро сверкнул глазами, но промолчал. «Чертова жаба, решил показать кто здесь главный?! Ну-ну! Посмотрим, как ты запоешь, когда появятся глоды на горизонте!» Полковник же наконец закончил приготовления.