На самом деле все было гораздо проще. 23 тысячи (30–1 тысяча, «пожертвованная» Гапоном, — 3+3 тысячи от «бакинского купца») жгли карман несчастного журналюги. 700 рублей он сразу же проиграл в клубе, а с остальными отправился в Саратов с дамой сердца. Та написала подруге, жене журналиста Старцева — а тот сообщил о письме Гапону. Таким образом, Матюшенский нашелся сам. Это было 26 января.
Гапон послал в Саратов своих людей — Кузина (это понятно) и почему-то Черемухина, который было вышел у него из доверия, но, видимо, опять попал в фавор. Понимая, что без помощи полиции вырвать у Александра Ивановича деньги вряд ли удастся, Гапон обратился за помощью, однако не к официальным полицейским властям (с которыми у него к этому времени завязались новые, странные и запутанные отношения), а к Лопухину (который уже был губернатором Эстляндии). Тот частным образом связался с кем-то из своих бывших подчиненных.
Дальнейшее Матюшенский описывает так: Кузин и Черемухин являются к нему в сопровождении околоточного, пяти городовых и двух или трех агентов сыскного отделения (что-то многовато).
Следует такой разговор:
«— Что вам угодно?
— Мы ищем деньги.
— Какие?
— 23 тысячи.
— Они вам не принадлежат.
— Мы имеем полномочия от Тимирязева.
— Если вы имеете полномочия и права на эти деньги, то получите их в отделении государственного банка.
И я дал им расчетную книжку и чековую.
— Нам не выдадут. Вы должны написать чек.
— Не выдадут, значит, ни вы, ни Тимирязев не имеете доказательств ваших прав на эти деньги…»[57]
Матюшенского отвели в участок. Там его оставили наедине с Кузиным, и они якобы «договорились». Кузин, по словам Матюшенского, пообещал, что почти половину — 11 тысяч — ему потом вернут («Мы знаем, для чего вы взяли деньги и зачем приехали в Саратов»), Матюшенский подписал чек, Кузин написал письмо следователю. Матюшенского отпустили.
И вот Александр Иванович по-приятельски отправился на поезде из Саратова вместе с отнявшими у него свои деньги Кузиным и Черемухиным (поневоле приходит на ум другой Александр Иванович, Корейко, мирно едущий из Туркестана вместе с отобравшим у него миллион Остапом Бендером).
По дороге Кузин пересел на другой поезд — поехал навестить отца. Чек Матюшенского он на всякий случай забрал с собой. Но в деревне он, имея при себе чек на 22 с лишним тысячи рублей и крупную сумму наличными (больше 500 рублей), зачем-то занялся агитацией, его арестовали, деньги отняли, и Гапону снова пришлось идти к Лопухину.
Между тем Матюшенский, еще только подъезжая к столице, открыл свежий номер газеты «Русь» и прочитал в ней сенсационный разоблачительный материал, касающийся Гапона и его самого. Это было письмо Петрова. Озаглавлено оно было «Долой маски и неизвестность».
Письмо, неделю отлежавшее в газете (боялись!), увидело свет 8 февраля (все даты здесь и дальше по старому стилю). Это позволяет точно датировать саратовскую эпопею.
Письмо начиналось так:
«М. Г. Хочу донести до сведения товарищей рабочих и всего русского общества, почему я вышел из Центрального комитета и отказался от председательства 7-го отдела Невского района собрания русских фабрично-заводских рабочих, или гапоновской организации».
Дальше излагается уже известная нам история.
И завершение:
«…Положивши для этого дела 1 год 3 месяца жизни, я был предан этому делу душой и телом. Раненный 9 января, я принужден был скрываться за границей. Теперь открывший все темные дела Гапона. Моя честь и совесть не может спокойно выносить эту мерзость и темных дел Гапона. Я решил открыть эту загадочную личность для рабочих и для всего русского народа.
Обращаюсь ко всем товарищам рабочим и прошу посмотреть, какой наш вождь и на что он способен и как он обманывает нас. Товарищи-рабочие, возьмите в свои руки ваше дело и ведите его сами до конца! Не доверяйте одной личности и той, которая ничего общего с вами не имела, да и иметь не может! Гапон не может стать с вами за станок и за плуг, и поэтому его цели другие и темные для нас, а раз темные, то он нам не нужен и вреден освободительному движению. Я к русскому народу обращаюсь и прошу посмотреть, на что наше правительство бросает деньги».
Через два дня в той же газете был напечатан ответ центрального комитета «Собрания»: