Однажды Бак спросил профессора, почему тот оценил лишь на «три» контрольную работу, в которой Бак точнейшим образом ответил на длиннейший и каверзный вопрос.
— Не спорю, господин Бак, ваш ответ, пожалуй, заслуживает «пятерки», — ответил профессор, откинувшись в кресле и потирая глаза. — Но мы здесь готовим практикующих юристов, которые должны уметь думать на ходу, в контексте постоянно развивающегося правотворчества. Вы дали безупречный теоретический ответ, прямо как из учебника. Мне самому бы не ответить лучше. Но не хватает чутья, ощущения жизни, лежащих за рамками юридических норм, Не исключено, господин Бак, что вы призваны скорее преподавать юриспруденцию, нежели практиковать ее.
Слова профессора привели Бака в трепет. Провести жизнь, погрузившись в дебри юридических дисциплин, — да он ни о чем лучшем и мечтать не мог! Медленно, методично, испытывая незамутненную радость истинно приверженных и посвященных, Бак изучал закон. Студенты приходили и уходили год за годом, но Бак продолжал учиться. Он знал, день придет, когда он завершит учебу и станет преподавать юриспруденцию сам. А пока что жизнь его была насыщена до предела.
Работа в Белом доме почти не отнимала времени. С годами он стал воспринимать Белый дом как место, куда приходил заниматься, своего рода убежище, которое еще и приносило доход. Да, верно, президента он видел, но не по служебному делу. В первый месяц после вступления в должность новый президент забрел в кабинет Бака, представился и сел. На Бака произвели впечатление молодость президента, его непринужденность, то, как он положил ноги на стол Бака и начал расспрашивать о его жизни. И только позже Бак осознал, что за юношескими манерами, кажущейся простотой прячется жесткий аналитический ум, а милый неслужебный разговор был не чем иным, как скрытым экзаменом, который он, Бак, выдержал. Президент не моргнув глазом уволил из аппарата Белого дома с полдюжины «стариков», откровенно сказав им, что увольняет их за некомпетентность. Сказав лично, в лицо, а не передав через помощников.
Несмотря на проявляемую президентом твердость, Бак долгое время испытывал сомнения на его счет. Появиться на свет отпрыском богатой семьи, легко войти в политическую жизнь и жениться на красавице еще мало, думал Бак, чтобы иметь дело с советским соперником. Советские руководители представлялись Баку твердыми до жестокости, людьми такой убежденности, что американцу и не снилось. А богатому американцу — тем более.
Сомнения, которые Бак испытывал относительно способностей президента, каким-то образом еще более оправдывали в его собственных глазах и его «непыльную» работу, и неторопливую учебу.
Итак, сегодня утром Бак быстро пролистал «Правду» и «Известия», а затем с удовольствием перешел к одному из эссе Мейтланда о природе корпораций. Раскрыв книгу, он начала делать аккуратные пометки на полях и записи в блокноте.
Бак настолько погрузился в работу, что не сразу услышал пронзительный звонок, уже несколько секунд заливающийся в кабинете. Он никогда не слышал этого звонка раньше, но узнал немедленно. Во втором ящике письменного стола был установлен красный телефон. Когда Бак получал этот кабинет и служебные инструкции, ему объяснили, что красный телефон будет звонить в исключительных случаях и не предназначен для обычной телефонной связи. Для обычных разговоров отводился черный аппарат, установленный на столе. Бака предупредили также, что красный телефон, если он зазвонит, будет издавать не прерывистый звук стандартных телефонных аппаратов, а непрерывно пронзительно звенеть, пока он не снимет трубку.
«Ошибка на коммутаторе», — подумал Бак. Он здесь уже три года, и за все три года красный телефон не звонил ни разу. Бак был уверен, что и не зазвонит. Он резко выдвинул ящик, и телефон затрезвонил еще громче.
Вид красного аппарата что-то смутно напоминал, и Бак ощутил резкий прилив беспокойства. А затем вспомнил: сотрудник, установивший телефон, также вручил ему специальный журнал, так и озаглавленный: «Журнал красного телефона», и инструктировал заносить туда точное время каждого звонка… Если, разумеется, телефон вообще зазвонит когда-либо. Бак и журнала-то этого уже больше года в глаза не видел. Он затерялся где-то посреди юридических книг, старых экземпляров «Известий», русских журналов, блокнотов с записями. Бак обеими руками разворошил груду бумаг, скопившихся на столе, выдернул из стола верхний ящик, быстро выдвинул и обшарил три ящика из левой тумбы. Журнала нигде не было. Бак взял себя в руки. Все равно ему звонят по ошибке. Тем не менее, пододвинув чистый лист бумаги, он посмотрел на часы и написал большими черными цифрами посреди белого прямоугольника: «10.32».