Ему полегчало сразу же, как они покинули деревню и отошли на значительное от нее расстояние.
— Ну и долго нам идти к тому шаману? — спросил он Вико.
— Да. Хватает. Думаю, к закату солнца успеем добраться до него.
— Закату?
— Ты превратишься в Гаргулью ночью. Так что мы успеем. Быстренько обо всем его спросим и уйдем. Может, ты на обратном пути возьмешь меня на руки и добросишь до моего шалаша?
— Ты издеваешься.
Вико рассмеялся. Неожиданно для Джона он чувствовал себя боле менее удовлетворенным. Он не признается, что этот поход до другой деревни навеял ему ностальгию, но огонь в глазах старого шамана выдаст его.
Джон старался забыть об Урату, но перед глазами появлялась сцена ночного сражения. Они исколошматили друг друга и отступили.
«Я должен победить его».
Джон понимал — даже, если он победит Урату, на его совести будут загубленные проклятым духом жизни.
— Давай ускоримся. — предложил он Вико.
*
Пока он шли к деревне красных тигров, Урату размышлял в своем убежище над новым планом. Он должен сломить Гаргулью в этот раз он убьет его, иначе тот победит духа.
Урату долго думал, как же он сможет одолеть подобного противника и решил использовать на нем всю свою силу.
Не успел проклятый дух закончить разработку плана будущей битвы, как вдруг почувствовал, что все его тело трещит по швам. Кожа потрескалась. Неожиданно он почувствовал недомогание, глаза впали в глазницы, в некоторых местах кожа растянулась и слезла с него.
«О нет. Это тело не может выдержать меня.» — заключил Урату, осматривая свои руки. Они постарели, потрескались, и в некоторых местах была видна кость. Мясо в его теле стухло.
«Нет. Только не сейчас. Нужно найти новое тело.»
И тут ему спасательным якорем пришла в голову новая мысль. Урату не будет убивать своего противника. Он выселит дух монстра из тела и займет его. Тогда он убьет 2 зайцев одним выстрелом: не только получит более крепкое тело, но и победит главного врага, а Гаргулью он начал считать таковым врагом.
«Все складывается куда лучше, чем я думал.»
Теперь ему осталось лишь придумать, как заманить Гаргулью к себе.
*
Они дошли до деревни красных тигров ближе к вечеру, когда солнце, закончив свою дневную смену, стало прощаться с джунглями.
Их встретили без радости. На них смотрели с подозрением. В этом не было ничего удивительного: хоть Джон и стал стражем джунглей, на него смотрели как на чужака, и так будут смотреть до конца дней его. Не все признали в нем «своего».
— Что вам здесь нужно? — вышел вперед рослый индеец, направив на Джона и Вико острие своего копья.
— Мы пришли с миром. Нам нужна помощь. — ответил Вико.
Еще до появления деревни на горизонте они решили, что говорить будет Вико.
— Мы не хотим помогать вам. Не после того, как вы обнаружили проклятый дух.
Вико и Джон посмотрели на рослого индейца.
— Да. Мы все знаем. Это вы освободили древний проклятый дух. Точнее ты. — указал он пальцем на Джона и тот сделал шаг вперед, упершись грудью в острие копья.
— Вы можете винить меня, сколько хотите, но это не моя вина, что так вышло. Вините кого-нибудь другого. К примеру, того контрабандиста. Который убежал от меня, и которому я помешал похитить основные ценности джунглей.
Рослый воин с презрением посмотрел на Джона и расхохотался:
— Ты еще набрался наглости перечить мне?
— Если придется.
— Хватит вам. — раздался старческий голос позади рослого индейца.
Джон выглянул из-за плеча индейца и увидел приближающегося к ним маленького старичка, курившего трубку.
— Нет смысла искать виноватых. Нужно что-то предпринять. — проговорил старик, обращаясь и к Джону и к рослому индейцу.
— Вы шаман Загро. Меня зовут Вико и я прошу вас о помощи. — обратился к нему Вико со всем возможным почтением, какое только мог показать.
— Помочь тебе в моих интересах. Не хочу я чумы на все джунгли.
Рослый индеец с упреком посмотрел на Джона, тот показал ему средний палец и, извиняясь, пожал плечами.
— Что это значит? — спросил рослый индеец у Вико.
— У его народа этот жест — символ уважения к другому. — ответил за раскрывшего рот Джона шаман.