Кляп из недопережеванной свинины перекрыл ход свежим аргументам. Дерибасов судорожно сглотнул твердую массу, на секунду застыл с вытянутой шеей, кадык его задвигался, как поршень, но все обошлось.
- Штука, - выдавил Дерибасов.
Магическое слово «штука» заставило девиц уважительно уставиться на Дерибасова.
- Слышь, Свет, штука, - робко начала Лялек. - Скажем, что потерялся.
- Нет, - с сомнением покачала головой Светик.
Дерибасов молча отсчитывал деньги.
- Тогда сама с ним по утрам гулять будешь, - с нажимом сказала Лялек, глядя, как Дерибасов уже рублями отсчитывает десятую сотню.
Так Тяпа стал Цезарем.
Глава 4. Простой сельский парень
К автовокзалу Дерибасов успел как раз вовремя. Он шлепнулся на скамейку, вытянул ноги и перевел дух. Цезарь вывалил язык.
Успокоительная прохлада неслышно присела рядом с Мишелем и склонила свою легкую головку на потное дерибасовское плечо. Дерибасов молча дарил проходившим девушкам умиротворенную релаксирующую улыбку.
- ...ание! - напряг репродуктор ржавые голосовые связки. - Объявляется посадка на автобус до Легостаева. Отправление в двадцать часов сорок минут.
Дерибасов дернулся и взглянул на часы. Было восемь тридцать. Верное шестое чувство икнуло, и Дерибасов ощутил неприятный холодок в области левой лопатки. Холодок провел пальчиком по дерибасовской спине, потом тихо, сдавленно прогундосил: «Не приде-о-от!» Дерибасов вскочил и заметался под часами. На стрелки он старался не смотреть. «Без двенадцати девять!!!»- заорал холодок и застучал кулаком в левую лопатку. Автобус с табличкой «Легостаево» за лобовым стеклом обогнул Дерибасова и фыркнул ему в лицо. Выхлопная труба покачивалась, как назидающий перст.
На доме напротив висел выцветший плакат: «Храните деньги в сберегательной кассе». На плакате были нарисованы уверенно улыбающиеся люди, и невозможно было представить, чтобы кто-нибудь из них побежал, вечером в сберкассу снимать честно или нечестно нажитые полторы тысячи, чтобы отдать их под часами за какого-то Тяпу. Тем более, что...
- Гражданин!!! - с надрывом воззвал Дерибасов к добротному мужчине, отвечающему стандартам вышеупомянутого плаката. - Товарищ!!! До скольки работают в вашем городе сберкассы?
Мужчина поднял бровь и пожевал губами:
- Ме-е... часов до шести... ме-е... может, какие и до семи...
- Сука, - констатировал Дерибасов и побледнел.
* * *
- Светик... ку-ку... - заискивающе улыбнулся Дерибасов в приоткрытую дверь. - А меня в автобус с Тяпой не пускают...
Светик торопливо прикрыла дверь, защемив рванувшегеся домой Тяпу. Поросячий визг мгновенно откинул дверь назад, и, на хвосте у Тяпы, в квартиру ворвался Дерибасов. В темноте коридора раздалось шипение Светика:
- Чего ты приперся? У нас гости. Короче, вали.
Вместе со своей собакой. Дерибасов вздохнул:
- Светик, - сказал он. - Я плачу неустойку. Заметь, я не требую назад всю свою сумму. Но он же стоит семьсот рублей! Купи его у меня за семьсот и оставь себе триста в память о моей страстной натуре... Ну че ты?!
Светик на секунду задумалась. За закрытой дверью, в комнате, захихикала Лялек:
- Во дает! Хочет семь монет за кобеля без паспорта!
И Дерибасов понял: не легкомысленные горожаночки, поддавшись его обаянию и напору, продали с некоторой надбавкой любимую собачку! Хищницы из каменных джунглей всучили заезжему простачку яичницу по цене божьего дара и теперь сыто скалились: «Во, деревня!» Дерибасов понял и озверел. Собираясь высказать Ляльку все, что та заслужила выслушать, Дерибасов вломился в комнату. И там он уже не озверел, а осатанел: за столом томно пила чай та, о встрече с которой он так мечтал под автовокзальными часами.
- А! Так у вас шайка! - истерично крикнул Дерибасов. - Всех порешу!
- Ступай-ка ты отсюда, - лениво посоветовали ему из модной одежды. - Катись в свою деревню. А то там коровы недоенные.
Дерибасов выхватил из сумки топор для рубки мяса и воздел его:
- Деньги на бочку!
Светик метнулась к телефону, крутанула диск и едва успела отдернуть пальчик. Два полутелефона разлетелись в разные стороны, топор вонзился в тумбочку. Девицы побледнели и вжались в мебель.
- Жизнь или кошелек?! - спросил Дерибасов и дорубил тумбочку. Потом он подрубил ножки столу, и столешница опрокинулась, обдав кипятком Модную одежду.
- Та-а-ак! - удовлетворенно сказал Дерибасов. - Начнем с Лялька. Где деньги?! Спрашиваю двадцать раз - по числу пальцев на руках и ногах. Один вопрос - один палец. - Он постучал топором по поверженной столешнице. - Потом отрубаю голову. Где деньги?!!
- Та-а-ам... - Лялек направила дрожащий пальчик на ящик серванта.
- Ну ладно, - сказал Дерибасов, увидев пачку денег и сразу подобрев.
- Все не бери! - закричала Светик. - Там еще и наши.
Послюнявив пальцы, Дерибасов неторопливо отсчитал тысячу рублей, добавил пятерку за свинину, уложил деньги в глубокий внутренний карман и неожиданно погрустнел.
- А мы ведь могли провести вечер гораздо приятнее, - с укором сказал он, - если бы не ваша собачья затея. Поверьте мне - гораздо приятнее!..
Грустный Дерибасов опустил взгляд в ящик серванта, заметил изящную серебряную цепочку и меланхолично, как песок с риодежанейровского пляжа, пропустил ее сквозь пальцы:
- И эта бижутерия лишь в очень малой степени сможет компенсировать мне несостоявшийся культурный отдых. Тем более, что из-за вас я не смог купить подарок любимой женщине.
- Положь на место! - завизжала Лялек. - Это же серебро! Дурак! Вор!
- Ах, девочки. Я не вор! И не такой дурак, если вы заметили, - интимно признался Дерибасов. - Я же говорил за себя, что страстная натура. Мое сердце уже сутки принадлежит не той, с кем связано священными узами. И вот во имя этой чистой любовной связи я имею вам предложить пожертвовать безделушку белого металла светлой сельской девушке с открытой улыбкой...
Ночной автовокзал был похож на крытый рынок. Между рядами так же толпились, только в рядах не стояли, а сидели. Дерибасов вышел на воздух - ему не сиделось.
Наконец, появилась скамейка под фонарем. Вид с нее был неплох: вокзал светился теплой желтизной, пыльные усталые автобусы казались блестящими и бодрыми.
На скамейке сидела женщина в брючках, с решительным выражением серых глаз под редкой челочкой.
Дерибасов присел. «На корреспондентку похожа, только толстовата», - подумал он и улыбнулся.
- Вы на какой автобус, простите? - спросила женщина.
- Назарьино, - сказал Дерибасов.
- Вы там живете? - обрадовалась женщина.
- Живу и работаю, - уточнил Дерибасов веско.
- Расскажите мне о Назарьино! - попросила она и достала блокнот. - Я из молодежной газеты, - представилась она. - Эвелина Пранская. ...Видите ли... Назарьино - это... - корреспондентка заученно улыбнулась, - это, я бы сказала, загадочное место...
Дерибасов вскинул брови.
- Это слишком сильно сказано, конечно, - весело объяснила Эвелина Пранская. - Я литконсультант газеты. Вы не поверите... э... как, простите, вас зовут?
- Михаил, - ответил Дерибасов.
- Михаил... э… - сказала Эвелина Пранская.
- Нет, нет, просто, это, Михаил, - преданно смотря в глаза журналистке, прервал Дерибасов.
Эвелина Пранская кивнула и продолжила:
- Вы не поверите, Михаил, если рассказать вам, сколько ежедневно мы получаем стихов. Молодежь пишет стихи, Михаил, это так отрадно. Неумелые стихи, большей частью плохие. Но это стихи, Михаил, это свое видение, это потребность в творчестве, Михаил, это, если хотите, показатель душевной тонкости нашего молодого современника; показатель возросшего культурного уровня, Михаил. Пишут из всех концов области, нет такого места, откуда бы не получали мы стихов, Михаил!
Михаил преданно кивнул.
- Кроме Назарьино, - пожала плечами Эвелина Пранская. - Десять лет я литконсультант. И никогда, вы представляете, Михаил, никогда не получала из Назарьино не то, что стихотворения, а даже ма-а-ленького, ну вот такого кусочка художественной прозы, - она показала пальцами, какого именно кусочка.