— Виктор! — взвизгнула Эрмиона, и уронила свою маленькую бисерную сумочку, которая при падении грохнула несоразмерно со своей величиной. Покраснев, она присела, чтобы подобрать сумочку, одновременно говоря: — Я не знала, что ты здесь — здорово как — так прекрасно увидеться — как ты?
Уши у Рона опять заалели. Посмотрев на приглашение Крума так, словно он не мог поверить в нём ни единому слову, он спросил, чересчур громко: — Как это вышло, что ты здесь?
— Флёр пригласила, — сказал Крум, подняв брови.
Гарри, который не имел ничего против Крума, пожал ему руку; затем, чувствуя, что будет благоразумно увести его подальше от Рона, предложил показать ему его место.
— Твой друг не очень рад видеть меня, — сказал Крум, когда они вошли в уже полный шатёр. — Или он родственник? — добавил он, взглянув на рыжие кудри Гарри.
— Кузен, — пробормотал Гарри, но Крум особо не прислушивался. Его появление вызвало волну возбуждения, особенно у вил-кузин: Крум, как-никак, был знаменитый игрок в Квиддитч. Когда Рон, Эрмиона, Фред и Джордж уже спешили по проходу, все кругом ещё вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть Крума.
— Пора усаживаться, — объявил Фред, — а то нас брачующиеся затопчут.
Гарри, Рон и Эрмиона уселись во втором ряду, позади Фреда и Джорджа. Эрмиона выглядела малость покрасневшей, а у Рона по-прежнему алели уши. Через несколько мгновений он шепнул Гарри: — Видал, какую он дурацкую бородёнку отрастил?
Гарри неопределённо буркнул в ответ.
Тёплый шатёр наполнила атмосфера взволнованного ожидания, общее бормотание прерывалось отдельными всплесками нервного смеха. Мистер и миссис Висли прошли по проходу, улыбаясь и махая руками родне; миссис Висли была в новом, с иголочки, аметистовом наряде и такой же шляпе.
Мгновение спустя Билл и Чарли встали во главе шатра, оба в нарядных мантиях, с большими белыми розами в петлицах; Фред испустил волчий вой, а вилы-кузины расхихикались. Потом из того, что казалось золотыми воздушными шариками, полилась музыка, и все смолкли.
— Оооох! — вырвалось у Эрмионы, извернувшейся на стуле, чтобы было видно вход.
Все собравшиеся волшебники и ведьмы испустили общий глубокий вздох, когда мсье Делакур и Флёр пошли по проходу, Флёр скользила, мсье Делакур подпрыгивал и широко улыбался. Флёр была в очень простом белом платье и, казалось, излучала ровный серебристый свет. Если обычно в сиянии Флёр все прочие меркли, не выдержав сравнения, то сегодня оно украшало всех, на кого падало. Джинни и Габриэль, обе в золотых платьях, стали ещё симпатичнее, чем всегда, а Билл, когда Флёр к нему подошла, выглядел так, словно никогда не встречался с Фенриром Бирюком.
— Дамы и господа, — объявил кто-то нараспев, и с некоторым потрясением Гарри увидел, что перед Биллом и Флёр стоит тот самый низенький, с клочковатыми волосами, волшебник, который председательствовал на похоронах Дамблдора, — мы сегодня собрались здесь, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец…
— Да, моя тиара очень хорошо пришлась, — сказала тётя Мюриэль шёпотом, который мало кто не услышал. — Но я должна сказать, что у Джиневры платье чересчур длинное.
Джинни обернулась, улыбаясь, подмигнула Гарри, потом быстро стала, как положено. Сознание Гарри улетело далеко-далеко из шатра, вернулось к вечерам, проведённым наедине с Джинни в укромных уголках вокруг школы. Казалось, они были так давно, они всегда казались слишком хорошими, чтобы быть правдой, словно он украл лучезарные часы из жизни кого-то совсем обыкновенного, кого-то без шрама в виде молнии на лбу…
— Согласен ли ты, Вильям Артур, взять Флёр Изабель…?
В переднем ряду миссис Висли и мадам Делакур обе тихонько всхлипывали в кружевные платочки. Трубные звуки из заднего ряда оповещали, что Хагрид вытащил свой носовой платок, из тех, что со скатерть. Эрмиона повернулась и улыбнулась Гарри: её глаза тоже были полны слёз.
…объявляю вас соединёнными навеки.
Волшебник с клочковатыми волосами повёл палочкой над головами Билла и Флёр, и дождь серебряных звёзд упал на них, обвиваясь вокруг их обоих спиралью. Фред и Джордж захлопали в ладоши, и золотые шары над головами взорвались. Из них выпорхнули райские птицы и выплыли крошечные золотые колокольчики, добавляя свои песни и перезвоны к общему шуму.
— Дамы и господа! — прокричал клочковатый волшебник. — Попрошу встать!
Все повиновались, тётя Мюриэль — с громким кряхтением; волшебник снова взмахнул палочкой. Полотняные стены шатра исчезли, и стулья, на которых сидели приглашённые, плавно взлетели в воздух, и все оказались стоящими под навесом, опирающимся на золотые столбы, и открылся потрясающий вид на залитый солнцем сад и окрестности. Струя жидкого золота пролилась из центра навеса, образовав блестящий пол для танцев; плавающие в воздухе стулья собрались вокруг столиков под белыми скатертями, и все вместе опустились на землю, а музыканты в золотых куртках направились к эстраде.
— Лихо, — с одобрением отметил Рон, когда со всех сторон появились официанты; одни несли серебряные подносы с тыквенным соком, масляным элем и огневиски, другие — шаткие пирамиды пирожных и сэндвичей.
— Нам надо пойти их поздравить! — сказала Эрмиона, поднимаясь на цыпочках, чтобы увидеть то место, где Билл и Флёр пропали среди толпы желающих им счастья.
— У нас ещё будет время, — пожал плечами Рон, хватая с подноса три бутылки масляного эля и всучивая одну из них Гарри. — Эрмиона, не спеши, сперва столик зацапаем… Не здесь! Только не рядом с Мюриэль…
Рон увлёк их за собой через пустую танцплощадку, оглядываясь направо и налево; Гарри был уверен, что он высматривает Крума. К тому времени, как они добрались до противоположного края шатра, почти все столики были уже заняты, самый свободный был тот, за которым в одиночестве сидела Луна.
— Нормально, если мы присоединимся? — спросил Рон.
— О да, — радостно ответила Луна. — Папочка только что ушёл вручать Биллу и Флёр наш подарок.
— Небось, запас корешков Гурди на всю оставшуюся жизнь? — спросил Рон.
Эрмиона дала ему под столом пинка, но угодила в Гарри. У него от боли заслезились глаза, и он на какое-то время потерял нить разговора.
Оркестр заиграл, Билл и Флёр первыми вышли на танплощадку, под гром аплодисментов; чуть спустя мистер Висли повёл на танец мадам Делакур, за ними вышли миссис Висли и отец Флёр.
— Эта песня мне нравится, — сказала Луна, извиваясь в такт вальсовой мелодии; через пару секунд она встала и выскользнула на танцплощадку, где завертелась на месте, совсем одна, закрыв глаза и поводя руками.
— Она просто чудо, скажешь нет? — с восхищением сказал Рон. — Всегда на высоте.
Но улыбка тут же пропала с его лица: на освобождённое Луной место плюхнулся Виктор Крум. Эрмиона пришла было в приятное волнение, но Крум в этот раз пришёл не с ней любезничать. Скривившись, он спросил: — Кто этот тип в жёлтом?
— Это Ксенофилиус Лавгуд, и он отец нашей подруги, — сказал Рон. Его задиристый тон обозначал, что тут не намерены смеяться над Ксенофилиусом, как бы на это ни провоцировали. — Пойдём потанцуем, — отрывисто добавил он, обращаясь к Эрмионе.
Она выглядела захваченной врасплох, но поблагодарила и встала. Они исчезли вдвоём в нарастающей толчее на танцплощадке.
— А, они теперь вместе? — спросил Крум, чуть-чуть смущённо.
— Э… вроде этого, — сказал Гарри.
— А ты кто? — спросил Крум.
— Барни Висли.
Они пожали друг другу руки.
— Слушай, Барни, ты этого Лавгуда хорошо знаешь?
— Нет, только сегодня встретились. А что?
Крум мрачно уставился поверх своего стакана на Ксенофилиуса, который болтал с несколькими волшебниками на противоположном краю танцплощадки.
— Потому что, — сказал Крум, — если бы он не был гость Флёр, я бы избил его, сразу здесь, за то, что надел этот гнусный знак на свою грудь.