— Кричер, нет! — крикнул Гарри.
Тоненькие ручки Кричера дрожали под весом сковороды, которую он продолжал держать над собой.
— Ну ещё разочек, господин Гарри, на счастье?
Рон заржал.
— Кричер, он нам нужен в сознании, но если его потребуется взбодрить, ты сможешь добавить, — объявил Гарри.
— Премного благодарен, юный господин, — сказал Кричер с поклоном и чуть отступил, с ненавистью уставившись на Мундунгуса своими большими светлыми глазами.
— Когда ты изымал из этого дома всё, что нашёл хоть сколько-нибудь ценного, — продолжил Гарри, — ты забрал кое-какие вещи из кухонного буфета. Там был медальон. — Во рту у Гарри внезапно пересохло; он ощутил, что Рон и Эрмиона тоже напряжены и взволнованы. — Что ты с ним сделал?
— Чё? — спросил Мундунгус. — Он чё, был и впрямь ценным?
— Он всё ещё у тебя? — крикнула Эрмиона.
— Нет, — проницательно заявил Рон. — Он переживает, почему не продал его подороже.
— Подороже? — спросил Мундунгус. — Сколько бы ни взял, всё было б дороже… за поганое задарма отдал, вот как. Выбору не было.
— Что ты имеешь ввиду?
— Я торговал на Диагон аллее, а она подваливает и спрашивает, есть ли у мя лицензия, чтобы торговать всякой магией. Поганая ищейка. Она уж было забрала меня, но тут ей медальон понравился, она и говорит, что берёт его, а меня на этот раз отпускает, и что я, мол, могу считать, что мне свезло.
— Кто она такая? — спросил Гарри.
— Почём знаю, карга какая-то министерская. — Мундунгус на мгновенье задумался, нахмурив брови. — Низенькая такая. С бантом на макушке, — он снова нахмурился и добавил: — На жабу смахивает.
Гарри уронил палочку; она задела Мундунгуса по носу и метнула красные искры ему в брови, которые тут же загорелись.
— Агументи! — взвизгнула Эрмиона, и струя воды вылетела из её палочки, обливая дрожащего и отплёвывающегося Мундунгуса.
Гарри оглянулся и увидел, что на лицах Рона и Эрмионы отражается его собственное потрясение. Шрамы на тыльной стороне его правой руки, казалось, заболели снова.
Глава двенадцатая Магия — сила
Август тянулся к концу, и неухоженный газон посередине площади Мракэнтлен жух под солнцем, пока трава на нём не стала коричневой и ломкой. Никто из жильцов расположенных там домов никогда не видел обитателей дома номер двенадцать, да и самого дома тоже. Магглы, живущие на площади Мракэнтлен, давно уже привыкли к странной ошибке в нумерации, когда номер одиннадцатый посадили рядом с тринадцатым.
Но теперь на площадь снова потекли посетители, которые, похоже, находили такую аномалию интересной. Дня не проходило без того, чтобы один-два человека не прибывали на Мракэнтлен, с той единственной, казалось, целью, чтобы прислониться к оградам напротив домов одиннадцать и тринадцать, и глазеть туда, где эти дома соединяются. Они приходили каждый день новые, но всех их, казалось, объединяла нелюбовь к нормальной одежде. Большинство лондонцев, проходящих мимо, привыкли к этим любителям эксцентричной одежды и не замечали их, хотя порой кто-нибудь оглядывался, удивляясь, с чего это кто-то закутался в плащ в такую жару.
Наблюдатели, казалось, получали не много удовлетворения от своей вахты. Порой кто-нибудь из них подавался вперёд, словно, наконец, увидел что-то интересное, но лишь затем, чтобы снова прислониться к ограде с разочарованным видом.
Первого сентября народу на площади собралось больше, чем когда-либо. Полдюжины людей в длинных плащах стояли молча и настороженно, как всегда, не сводя глаз с одиннадцатого и тринадцатого домов, но то, чего они ждали, по-прежнему оставалось неуловимым. Наступал вечер, впервые за последние недели неожиданно пролившийся прохладным дождём, и тут произошёл один из тех непонятных случаев, когда наблюдатели, похоже, увидели что-то интересное. Человек с перекошенным лицом показал пальцем, и тот, кто был ближе всех к нему, приземистый и бледный, подался вперед, но в следующее мгновение они вновь расслабились в прежнем бездействии, с видом расстроенным и разочарованным.
В это время в доме номер двенадцать Гарри как раз вошёл в прихожую. Он чуть не потерял равновесие, когда телепортировал на верхнюю ступеньку, у самой входной двери, и подумал, что Пожиратели Смерти, возможно, мельком заметили его показавшийся на мгновение локоть. Старательно закрыв за собой дверь, он снял Плащ-невидимку, перекинул его через руку, и поспешил через полутёмную прихожую к двери, что вела в полуподвальный этаж, сжимая в руке украденный номер Ежедневного Прорицателя.
Его приветствовал обычный тихий шёпот «Северус Снэйп», противный холодный ветер охватил его, и язык на мгновенье свернулся.
— Я не убивал вас, — сказал он, как только развернулся язык, затем задержал дыхание, пока взрывалась пыльная наколдованная фигура. Он подождал, пока не спустился на пол-лестницы к кухне, туда, куда не разлетелось пыльное облако, и где его не могли услышать уши миссис Блэк, и только тогда крикнул: — У меня новости, и они вам не понравятся.
Кухню было не узнать. Всё сверкало, медные горшки и сковородки были начищены до розового блеска, деревянная столешница отражала свет, кубки и тарелки, уже приготовленные для ужина, поблёскивали в свете весело пылающего огня в очаге, над котором кипел котёл. Но кто в комнате изменился по-настоящему впечатляюще, так это домовой эльф, который спешил к Гарри, облачённый в белоснежное полотенце, с волосами в ушах чистыми и пушистыми, словно хлопок, с медальоном Регулуса, болтающимся на тощей груди.
— Если юный господин Гарри пожелает, он может разуться и вымыть руки перед ужином, — прокаркал Кричер, подхватывая Плащ-невидимку и отправляясь неуклюжей походкой повесить его на крючок на стене, рядом с несколькими свежевыстиранными старомодными мантиями.
— Что случилось? — спросил Рон, словно что-то предчувствовал. Он и Эрмиона сидели, низко склонившись над кипой неразборчивых заметок и от руки нарисованных карт, наваленных в конце длинного кухонного стола, но сейчас смотрели, как Гарри подходит к ним и бросает поверх вороха свитков пергамента газету.
Большой портет хорошо знакомого человека, крючконосого и черноволосого, уставился на них из-под заголовка, который гласил:
— Нет, — разом вскрикнули Рон и Эрмиона.
Эрмиона оказалась самой быстрой: она схватила газету и начала громко читать сопровождающую статью:
— «Северус Снэйп, долгое время преподававший Зельеделие в Школе волшебства и колдовства Хогвартс, был назначен сегодня директором, в ходе значительнейших кадровых перестановок в этой стариной школе. В связи с отставкой предшествующего преподавателя Маггловедения, этот пост займёт Алекто Кэрроу, в то время как её брат Амикус примет вакантный пост преподавателя Защиты от Тёмных Искусств».
— «Я приветствую возможность поддержать наши прекраснейшие Волшебные традиции и ценности…» — вроде убийств и отрезания человечьих ушей, я полагаю! Снэйп — директор! Снэйп в кабинете Дамблдора — Мерлиновы портки! — от её пронзительного крика Гарри и Рон подпрыгнули. Она выскочила из-за стола и вылетела из комнаты, крича на бегу: — Я вернусь через минутку!
— Мерлиновы портки? — повторил Рон с удивлённым видом. — Она точно расстроена. — Он подтянул к себе газету и погрузился в статью о Снэйпе.
— Остальные преподаватели это не поддержат, Мак-Гоннагал, и Флитвик, и Росток, они все знают правду, знают, как умер Дамблдор. Они не примут Снэйпа директором. И кто такие эти Кэрроу?
— Пожиратели Смерти, — сказал Гарри. — Там дальше их фотографии. Они были на вершине башни, когда Снэйп убивал Дамблдора, так что все дружки в сборе, и, — горько продолжил он, подтягивая к себе стул, — я не вижу, что у других учителей есть хоть какой-то выбор. Если за Снэйпом Министерство и Волдеморт, то это будет выбор между остаться преподавать или провести несколько милых лет в Азкабане, и то если посчастливится. Я думаю, они останутся, чтобы попытаться защитить учеников.