— Постойте! Вы не сказали Снэйпу, что это видели?
Финеас Нигеллус всунул своё невидящее лицо обратно в раму:
— Есть более важные вещи, о чём думать профессору Снэйпу, чем о необычайных выходках Альбуса Дамблдора. До свидания, Поттер.
И с этими словами он исчез окончательно, оставив после себя только мрачный фон.
— Гарри! — вскрикнула Эрмиона.
— Я понял! — заорал Гарри. Не в силах сдержаться, он долбанул рукой по воздуху — ведь случилось больше, чем он надеялся. Он зашагал туда-сюда по палатке, чувствуя, что сможет хоть милю пробежать; ему даже есть не хотелось. Эрмиона запихивала Финеаса Нигеллуса обратно в бисерную сумочку; защёлкнув застёжку, она отбросила сумочку и обратила сияющее лицо к Гарри.
— Меч может сразить Разделённую Суть! Лезвия гоблинской работы впитывают лишь то, что придаёт им силу — Гарри, меч впитал кровь василиска!
— И Дамблдор не отдал его мне, потому что он был нужен ему, на медальон…
— … и он должен был понимать, что его не позволят тебе его получить по его завещанию…
— …и он сделал копию…
— …и положил подделку в стеклянный футляр…
— …а настоящий положил… куда?
Они уставились друг на друга. Гарри чувствовал, что ответ плавает в воздухе перед ними, незримо, дразнящее близко. Почему Дамблдор ему не сказал? Или он, на деле, сказал ему, но Гарри тогда не понял?
— Думай! — прошептала Эрмиона. — Думай! Где он должн был его оставить?
— Только не в Хогвартсе, — подвёл Гарри итог своим мыслям.
— Где-то в Хогсмиде? — предположила Эрмиона.
— В «Стонущих стенах»? — сказал Гарри. — Туда никто не ходит.
— Но Снэйп знает, как туда попасть, не будет ли это малость рискованно?
— Дамблдор доверял Снэйпу, — напомнил Гарри.
— Не настолько, чтобы сказать ему о подмене меча, — отметила Эрмиона.
— Ага, правда, — сказал Гарри. Ему стало ещё радостнее при мысли, что Дамблдор хоть чуть-чуть, но в чём-то всё-таки не доверял Снэйпу. — Значит, тогда он должен был спрятать меч подальше от Хогсмида, так? Рон, как ты думаешь? Рон?
Гарри посмотрел вокруг. На какое-то ошеломляющее мгновение ему показалось, что Рон вышел из палатки, потом он понял, что Рон лежит в тени, на двухярусной кровати, какой-то оцепеневший и неузнаваемый.
— А, вспомнили обо мне, значит? — сказал он.
— Что?
Рон фыркнул, продолжая глядеть на внутреннюю сторону верхней койки:
— Продолжайте на пару. Зачем вам я — удовольствие портить?
Сбитый с толку, Гарри посмотрел на Эрмиону, ища помощи, но та выглядела такой же непонимающей, как он.
— Что случилось? — спросил Гарри.
Случилось? Ничего не случилось, — сказал Рон, по-прежнему отказываясь смотреть на Гарри. — С вами, во всяком случае.
На брезент у них над головами что-то несколько раз шлепнуло. Начинался дождь.
— Ну, с тобой точно что-то случилось, — сказал Гарри. — Давай выкладывай.
Рон спустил свои длинные ноги с койки и сел. У него был необычный, очень решительный вид.
— Хорошо, выложу. Только не жди, что я буду скакать туда-сюда по палатке оттого, что появилась ещё одна чёртова штука, которую надо отыскать. Просто добавь её к списку того, о чём ты не знаешь.
— Я не знаю? — повторил Гарри. — Я не знаю?
Шлёп, шлёп, шлёп. Дождь сыпал всё сильнее и сильнее; он стучал по устланному опавшей листвой берегу и по реке, журчавшей во тьме. Страх погасил ликование Гарри: Рон высказывал те самые мысли, которые Гарри в нём подозревал и которых боялся.
— Не скажи, что я тут всякого не хватил, — продолжил Рон, — сам знаешь, и рука покромсанная, и жрать нечего, и задница каждую ночь мёрзнет. Я только надеялся, понимаешь, что за все эти недели мотания туда-сюда мы хоть чего-то достигли.
— Рон, — сказала Эрмиона, но так тихо, что Рон смог притвориться, что за громкой дробью дождя по палатке он её не расслышал.
— Я думал, ты знаешь, на что пошёл, — сказал Гарри.
— Ага, я тоже так думал.
— Ну и так что не бьёт с твоими ожиданиями? — спросил Гарри; злость пришла ему на помощь. — Ты что думал, мы будем ночевать в пятиздвёздочных гостиницах? Каждый день находить по Разделённой Сути? Рассчитывал на Рождество вернуться к мамочке?
— Мы думали, ты знаешь, чего делаешь! — заорал Рон, вскакивая, и его слова были для Гарри как острые ножи. — Мы думали, Дамблдор сказал тебе, чего делать, мы думали, у тебя есть настоящий план!
— Рон! — сказала Эрмиона; на этот раз её голос был ясно слышен сквозь грохот дождя по палатке, но Рон не обратил на неё внимания.
— Раз так, то, извини, должен тебя разочаровать, — сказал Гарри; он говорил совершенно спокойно, хотя чувствовал себя опустошённым. — Я был честен с тобой с самого начала. Говорил тебе всё, что Дамблдор говорил мне. И — на случай, если ты позабыл — одну Разделённую Суть мы нашли…
— Ага, и знаем, как разделаться с ней, не больше, чем как найти остальные — то есть никак, если другими словами.
— Сними медальон Рон, — сказала Эрмиона, необычно высоким голосом. — Пожалуйста, сними его. Ты бы не говорил так, если бы не носил его целый день.
— Не, говорил бы, — заявил Гарри; ему не хотелось искать оправданий для Рона. — Думаешь, я не заметил, как вы вдвоём шептались за моей спиной? Думаешь, я не догадался, о чём таком вы думаете?
— Гарри, мы не…
— Да не ври! — накинулся Рон на Эрмиону. — Ты тоже говорила, что разочарована, тоже говорила, что думала — он знает больше, что делать, чем…
— Я не говорила такого, Гарри, не говорила! — закричала Эрмиона.
Дождь барабанил по палатке, слёзы текли по щекам Эрмионы, и совсем недавнее воодушевление исчезло, словно его никогда и не было — мимолётный фейерверк, который сгорел и погас, оставив темноту, сырость и холод. Меч Гриффиндора лежал спрятанный невесть где, а здесь, в палатке, было трое подростков, которые если и достигли чего — так это лишь того, что пока оставались в живых.
— Тогда почему ты торчишь здесь? — спросил Гарри у Рона.
— Сам не знаю, — заявил Рон.
— Тогда — ступай домой.
— А что, и пойду! — заорал Рон, и шагнул к Гарри, который перед ним не отступил. — Не слышал, что говорили о моей сестре? Но ты ни хрена не озаботился, это ж только Запретный Лес, Гарри-который-встречал-и-покруче-Поттеру всё равно, что там с ней было… ну, а мне не всё равно, все эти гигантские пауки и прочая бредятина…
— Ну что я могу сказать — она ж была не одна, с ними был Хагрид…
— Ага, я заметил, что тебя это не качало. А как насчёт прочих моих родных? «Висли ведь не нужно, чтобы ещё кого-то из их детей покалечили»?
— Да, я…
— Не озаботился, что это значит?
— Рон! — Эрмиона втиснулась между ними. — Я не думаю, что это значит, что случилось что-то ещё, чего мы не знаем. Подумай, Рон, Билл и так весь в шрамах, куча народа должна была видеть, что Джордж без уха, а ты считаешься помирающим от текучего лишая, я уверена, они всё это имели в виду…
— Ах, ты уверена, значит? Выходит, и мне нечего переживать о них. Всё, значит, в порядке, по-вашему, у вас-то родители в безопасности…
— Мои родители мертвы! — заорал Гарри.
— И мои могут, точно так же! — завопил Рон.
— Тогда УБИРАЙСЯ! — взревел Гарри. — Убирайся к ним, притворись, что переболел своим лишаём, и мамочка сможет тебя кормить, и…
Рон дёрнулся; Гарри дёрнулся в ответ, но прежде чем их палочки вылетели из карманов, Эрмиона подняла свою.
— Протего! — крикнула она, и невидимый щит развернулся между ними, оставив Гарри и Эрмиону по одну сторону, и Рона по другую; сила заклятия заставила их отступить на несколько шагов, и Гарри и Рон глядели сквозь прозрачную преграду, словно в первый раз ясно увидели друг друга. Гарри ощущал разъедающую ненависть к Рону: что-то меж ними сломалось.
— Оставь Разделённую Суть, — сказал он.
Рон стянул цепочку через голову и швырнул медальон на ближайший стул; потом он повернулся к Эрмионе:
— А ты что собираешься?
— Ты о чём?
— Остаёшься, или как?
— Я…, - заговорила она со страдающим видом, — Да… да, я остаюсь. Рон, мы же сказали, что пойдём с Гарри, сказали, что поможем…