— Так вот что он ищет.
Перемена в его голосе ещё больше напугала Рона и Эрмиону.
— Сами-Знаете-Кто ищет Бузинную палочку.
Он повернулся спиной к их напряжённым, недоверчивым лицам. Он знал, что это правда. Всё вставало на свои места: Волдеморт не ищет новую палочку, он ищет старую палочку, очень, очень старую палочку. Гарри пошёл к выходу из палатки, позабыв про Рона и Эрмиону; он смотрел в ночь и думал…
Волдеморт рос в маггловском сиротском приюте. Никто не мог рассказывать ему Повести Бидла, Барда, когда он был ребёнком, как не слышал их и Гарри. Мало какой волшебник верит в Дары Смерти. Может так быть, чтобы Волдеморт о них знал?
Гарри смотрел в темноту… Если бы Волдеморт знал о Дарах Смерти, разве не должен был он их искать, на всё идти, чтобы обладать ими, тремя вещами, что сделают их владельца господином Смерти? Если бы он знал о Дарах Смерти, он, наверное, не считал бы Разделённые Сути более важными. Разве тот простой факт, что он, взяв Дар, превратил его в Разделённую Суть, не показывает, что Волдеморт не знал этой последней великой волшебной тайны?
Из чего следует, что Волдеморт ищет Бузинную палочку, не осознавая её полной мощи, не понимая, что это — один из трёх Даров… потому что палочка — это тот Дар, который не спрятать, чье существование всем известно… След Бузинной палочки кровавым ручьём течёт по страницам волшебной истории…
Гарри следил, как в облачном небе по белому лицу луны скользят дымно-серые и серебристые струи. От изумления перед собственными открытиями у него голова кружилась.
Он вернулся в палатку. Ему было неожиданно увидеть, что Рон и Эрмиона стоят точно там, где он их оставил, что Эрмиона так же держит в руке письмо Лили, что у Рона, с ней рядом, по-прежнему немножко озабоченный вид. Они что, не понимают, как за последние несколько минут всё-всё изменилось?
— Так что же? — сказал Гарри, пытаясь втянуть их в сияние собственной убеждённости. — То, что всё объясняется. Дары Смерти существуют на самом деле, и у меня уже есть один… может быть, два…
Он поднял Снитч.
— … а Сами-Знаете-Кто выслеживает третий, но не знает, что это такое… думает, что это просто могучая палочка…
— Гарри, — сказала Эрмиона, подходя к нему и отдавая ему письмо Лили, — мне жаль, но я думаю, что ты неправ, кругом неправ.
— Но как ты не понимаешь? Тут всё сходится…
— Нет, не сходится, — сказала она, — не сходится. Гарри, тебя куда-то не туда унесло. Пожалуйста, — продолжила она, видя, что он собирается возразить, — пожалуйста, ответь мне вот на что: если Дары Смерти существуют на самом деле, и Дамблдор знал о них, знал, что владеющий ими всеми будет господином Смерти… Гарри, почему он тебе не рассказал? Почему?
У него уже готов был ответ:
— Эрмиона, ты же сама всё сказала! Помнишь: это что-то такое, что нужно отыскать самому! Это же Поиск!
— Но я сказала так, только чтобы убедить тебя отправиться к Лавгудам! — закричала Эрмиона в раздражении. — Ни во что такое я не верила!
Гарри её не слушал.
— Дамблдор всё время давал мне что-то самому найти. Давал испытать свои силы, рискнуть. Это похоже на то, что он всегда делал.
— Гарри, это не игра, это не учёба! Это всё взаправду, и Дамблдор оставил тебе ясные инструкции: найти и уничтожить Разделёные Сути! Этот символ ничего не значит, забудь про Дары Смерти, нам нельзя позволить себе уходить в сторону…
Гарри почти её не слушал. Он вертел и вертел в руках Снитч, почти готовый к тому, что тот раскроется, что явится Воскрешающий Камень, что он докажет Эрмионе, что он прав, что Дары Смерти существуют.
Она обратилась за поддержкой к Рону:
— Ты же не веришь во всё это, правда?
Гарри поднял глаза: Рон колебался.
— Не знаю… в смысле… ну, что-то вроде как сходится, — сказал он неуверенно. — Но если на всю эту штуки посмотреть…, - он перевёл дух. — По-моему, предполагалось, Гарри, что мы разделаемся с Разделёными Сутями. Нам это Дамблдор сказал сделать. Может… может, нам следует забыть про всё это, с Дарами…
— Спасибо, Рон, — сказала Эрмиона. — Я пошла дежурить, на первую смену.
И она прошагала мимо Гарри, и уселась у входа в палатку, поставив на разговоре яростную жирную точку.
Но Гарри почти не спал в эту ночь. Идея Даров Смерти завладела им, и он не мог успокоится, когда тревожные мысли проносились в его сознании: палочка, камень, и Плащ… если бы он владел ими всеми…
Я открываюсь в конце … Но в конце чего? Почему он не может получить камень сейчас? Будь у него камень, он мог бы расспросить Дамблдора, лично… и Гарри в темноте шёпотом обращался к Снитчу, пробовал всё, даже змеиный язык, но золотой шарик не раскрывался…
И палочка, Бузинная палочка, она где спрятана? Где ищет её сейчас Волдеморт? Гарри мечтал, чтобы его шрам начало жечь, чтобы он увидел мысли Волдеморта, потому что впервые, за всё время, они с Волдемортом были едины в желании, искали одно и тоже… Эрмионе такая идея, конечно, не понравится… Ну и что, она же не верит… Ксенофилиус был в чём-то прав… ограничена, узка, разум закрыт. А по правде, её просто напугала идея Даров Смерти, особенно Воскрешающий Камень… и Гарри снова прижимал Снитч к губам, целовал его, чуть не глотал, но холодный металл не поддавался…
Уже перед самым рассветом он вспомнил о Луне, одинокой в камере в Азкабане, окружённой дементорами, и ему внезапно стало стыдно самого себя. Он совершенно забыл о ней, за всеми этими лихорадочными мечтами о Дарах. Если бы они смогли освободить её… но когда дементоров так много, это им просто не по силам. И ведь если подумать, он же не пытался вызывать Покровителя терновой палочкой… Надо будет утром попробовать…
Если бы можно было достать палочку получше…
И мечта о Бузинной палочке, Палочке Пагубы, неотразимой, непобедимой, опять завладела им…
Утром они убирали палатку, собираясь в путь, под нудным мелким дождём. Та же морось встретила их на морском берегу, где они поставили палатку вечером, и не прекращалась целую неделю, и мокрые пейзажи казались Гарри промозглыми и навевающими уныние. Он мог думать только о Дарах Смерти. В нём словно разгорелся огонь, который ничто, ни откровенное неверие Эрмионы, ни вечные сомнения Рона, не могло потушить. И чем свирепее пылало в нём стремление к обладанию Дарами Смерти, тем мрачнее он становился. Он винил в этом Рона и Эрмиону: их подчёркнутое безразличие к ним давило ему на душу не меньше, чем бесконечный дождь, но ни то, ни другое не могло разрушить его уверенности, остававшейся абсолютной. Вера Гарри в Дары, и тяга к ним, так поглотили его, что он чувствовал себя отгороженным от своих друзей — из-за охватившего их страха перед Дарами.
— Страх охватил? — тихо и свирепо спросила его Эрмиона, когда Гарри неосторожно употребил это слово как-то вечером, после того, как Эрмиона высказала всё по поводу падения его интереса к отысканию Разделённых Сутей. — Мы не те, кого обуял страх, Гарри! Мы те, кто пытается делать то дело, исполнения которого ждал от нас Дамблдор!
Но он был неуязвим для её завуалированных упрёков. Дамблдор оставил знак Даров Эрмионе, чтобы она его разгадала, и ещё — Гарри продолжал твёрдо в это верить — он оставил Воскрешающий Камень, скрытый в золотом Снитче. Ни один из них не сможет жить, пока жив другой… Господин Смерти… Как Рон с Эрмионой не понимают?
— Последний враг, который будет поражён — это смерть, — вызывающе процитировал Гарри.
— А я-то думала, что мы собираемся бороться с Сам-Знаешь-Кем, — парировала Эрмиона, и Гарри не стал спорить.
Даже загадка серебряной лани, которую его друзья упорно обсуждали, сейчас казалась Гарри совсем не важной: ну, видели они её, не очень-то интересно. Если уж что имело для него значение, так это что его шрам опять начало покалывать, хотя он изо всех сил старался, чтобы этого никто не заметил. Когда это происходило, он старался уединиться, но то, что он видел, его разочаровывало. Видения, которые он делил с Волдемортом, переменились, стали размытыми, словно не в фокусе. Гарри смог разобрать только неясные очертания чего-то, похожего на череп, и ещё какую-то гору, скорее тень, чем вещество. Гарри, привыкшего видеть всё чётко, как в действительности, эта перемена расстроила. Он опасался, что нарушилась связь между ним и Волдемортом, связь, которой он и боялся, и — что бы он ни говорил Эрмионе — которую он очень высоко ценил. Гарри как-то связывал эти неясные, размытые видения с поломкой его палочки, считал, что это терновая палочка виновата в том, что не может заглядывать в сознание Волдеморта, как прежде.