Он видел, как двигается его рот и вспышку зеленого света, и все исчезло.
Глава 35. Кингс Кросс
Он лежал лицом вниз, слушая тишину. Вокруг не было ни души. Никто не смотрел. Он даже не был уверен, что это он.
Некоторое время спустя, а может сразу же, он понял, что он наверное все-таки существует, что он не просто нематериальная мысль, потому что он лежал, абсолютно точно лежал, на какой-то поверхности. Больше того, у него было осязание, и что-то, рядом, с чем он лежал, тоже существовало.
Когда он пришел к этому выводу, Гарри пришел в сознание и понял, что он голый. Поскольку он был убежден в своем полном одиночестве, это его не беспокоило, но немного заинтриговало. Также его волновало, что если он может чувствовать, то, наверное, может и видеть. Открывая глаза, он понял, что они у него есть.
Он лежал в светлом тумане, но это был не совсем обычный туман. Он не был окружен паром, туман еще не приобрел конкретные очертания. Пол, на котором он лежал, был белым, ни теплым, ни холодным, просто был; плоское, пустое что-то, на чем быть.
Он сел. Его тело оказалось невредимым. Он ощупал лицо. На нем не было очков.
Затем из пустоты, окружавшей его, до него донесся шум: небольшие, мягкие удары чего-то, что хлопало и билось. Это был жалостливый звук, но вместе с тем неприятный. У него было ощущение, что он подсматривает за чем-то тайным и позорным.
В первый раз за все время он захотел быть одетым.
Сразу же, как мысль сформировалась в его голове, совсем недалеко от него появилась одежда. Он взял ее и надел: она была мягкая, чистая и теплая. Это было необычно, как это она так появилась, просто так, в тот же момент как он пожелал ее…
Он поднялся, оглядываясь вокруг. Может, он был в какой-то огромной Комнате Необходимости? Чем больше он смотрел, тем больше открывалось его взгляду. Большая стеклянная крыша с куполом мерцала высоко над ним в солнечном свете. Наверное, это был дворец. Все было тихо и спокойно, кроме этих странных бьющихся и хныкающих звуков, исходящих откуда-то неподалеку…
Гарри медленно повернулся на месте, и вокруг него все преобразилось. Широкое светлое пространство, чистое и светлое, этот холл с его ясным стеклянным куполом был даже обширнее Большого Зала. И он был пуст. Он был один здесь, но –
Гарри отступил. Он только что заметил то, что издавало эти звуки. Оно было похоже на маленького, обнаженного ребенка, свернувшегося на земле, его кожа была сырой и грубой, как будто оно было совсем лишено ее. Оно лежало под стулом, где и было оставлено, не нужное, засунутое подальше от взгляда, борющееся за дыхание.
Он боялся его. Хоть оно и было маленьким, и слабым и раненным ему не хотелось подходить к нему. И все же он медленно приблизился, готовый отпрыгнуть в любой момент. Скоро он стоял уже так близко что мог дотронуться до него, и все-таки не мог заставить себя сделать это. Он чувствовал себя трусом. Он должен был успокоить его, но оно отталкивало его.
“Ты не можешь помочь”.
Он резко развернулся. Альбус Дамблдор подходил к нему, быстро и прямо, на нем была струящаяся мантия голубого цвета.
“Гарри”. Он широко раскинул свои руки, они обе были целы и невредимы. “Ты молодец. Ты очень храбрый человек. Давай прогуляемся”.
Ошеломленный, Гарри проследовал за Дамблдором, который устремился прочь от хныкающего ребенка, проводя его к стоящим неподалеку под этим высоким светящимся потолком двум стульям, которых прежде Гарри не заметил. Дамблдор сел на один из них, Гарри опустился на другой, уставившись в лицо своего старого директора. Серебряные волосы и борода, ярко голубые глаза под очками полумесяцами, кривой нос: все было так же, как он помнил. И все же…
“Но вы умерли”,- сказал Гарри.
“О, да”, - как бы, между прочим, заметил Дамблдор.
“Тогда… Я тоже умер?”
“О, — сказал Дамблдор, улыбаясь еще шире, — Хороший вопрос, не так ли? В целом, дорогой мой, думаю, нет”.
Они посмотрели друг на друга, старый директор все еще улыбался.
“Нет?”, - повторил Гарри.
“Нет,”- сказал Дамблдор.
“Но…” Гарри инстинктивно поднял руку к шраму в виде молнии. Его там не оказалось. “Но я должен был умереть — я не защищал себя! Я позволил ему убить себя!”
“И это, — сказал Дамблдор, — Я думаю, и есть вся разница.”
Дамблдор, казалось, так и светился от счастья: Гарри никогда не видел человека настолько полно, настолько ощутимо довольного.