— Он взял мою кровь, — произнес Гарри.
— Совершенно верно! — согласился Дамблдор. — Он взял твою кровь и восстановил с ее помощью свое тело! В его жилах твоя кровь, Гарри, защита Лили внутри вас обоих! Он привязал тебя к жизни, пока живет сам!
— Я живу… пока живет он? Но я думал… я думал, все наоборот! Я считал, мы оба должны умереть? Или это одно и то же?
Его отвлекло хныканье и глухие удары мучавшегося позади существа, и он вновь обернулся.
— Вы уверены, что мы не можем ничем помочь?
— Помочь нельзя.
— Тогда объясните… еще, — попросил Гарри, Дамблдор улыбнулся.
— Ты был седьмым хоркруксом, Гарри, хоркруксом, который он никогда не собирался создавать. Он сделал свою душу столь неустойчивой, что она распалась, когда он совершил невообразимое зло: убийство твоих родителей, попытка убить ребенка. Но то, что спаслось из той комнаты, было даже меньшим, чем он думал. Он утратил больше, чем свое тело. Он оставил часть себя запертой в тебе, предполагаемой жертве, которой удалось спастись.
— Его познания были прискорбно ограниченны, Гарри! Вольдеморт не затрудняет себя постижением того, чем не дорожит. О домашних эльфах и детских сказках, о любви, преданности и невинности, Вольдеморт не знает и не понимает ничего. Ничего. То, что они обладают силой, превосходящей его собственную, силой, превосходящей любую магию — истина, которую он так и не постиг.
— Он взял твою кровь, будучи уверенным, что она придаст ему силы. Он привнес в свое тело крошечную частицу того волшебства, которое наложила твоя мать, умерев за тебя. Его тело хранит ее жертву, и пока живо это волшебство, жив ты и жива последняя надежда Вольдеморта на самого себя.
Дамблдор улыбнулся Гарри, Гарри уставился на него.
— И вы это знали? Вы знали… все это время?
— Я догадывался. Но мои догадки обычно были удачными, — радостно произнес Дамблдор; они довольно долго сидели молча, в то время как существо за ними по-прежнему хныкало и содрогалось.
— Это еще не все, — сказал Гарри. — Это еще не все. Почему моя палочка сломала палочку, которую он одолжил?
— Насчет этого я не совсем уверен.
— Тогда догадайтесь, — предложил Гарри и Дамблдор рассмеялся.
— Гарри, ты должен понять, что ты и лорд Вольдеморт вместе отправились в области волшебства до настоящего времени неведомые и неизведанные. По-моему, произошло то, чего не случалось раньше, и, как я полагаю, ни один изготовитель палочек не мог предугадать или объяснить это Вольдеморту.
— Как тебе теперь известно, вернув себе человеческий облик лорд Вольдеморт, против своей воли укрепил связывающие вас узы. Часть его души по-прежнему была прикреплена к твоей и, намереваясь укрепить свои силы, он частично привнес в себя жертву твоей матери. Если бы только он мог осознать абсолютную и ужасающую силу этой жертвы, он бы, возможно, не стремился коснуться твоей крови… но если он мог понять это, он бы не был лордом Вольдемортом и, возможно, никого никогда не убил.
— Укрепив эту двустороннюю связь, объединив ваши судьбы вместе настолько прочно, как никогда за всю историю не были связаны два волшебника, Вольдеморт по-прежнему нападал на тебя с палочкой, делившей сердцевину с твоей. Затем, как нам известно, произошло нечто странное. Такого взаимодействия сердцевин Вольдеморт, не подозревавший о том, что твоя палочка — близнец его, не ожидал.
— Той ночью, Гарри, он был напуган больше, чем ты. Ты принял, даже воспользовался, мыслью о смерти, на что никогда не был способен лорд Вольдеморт. Твоя смелость победила, твоя палочка одолела его. В этот момент между двумя палочками произошло нечто такое, что отразило отношения между их обладателями.
— Полагаю, той ночью твоя палочка впитала часть силы и способностей палочки Вольдеморта, а вместе с тем и частицу самого Вольдеморта. Поэтому твоя палочка узнала его, когда он преследовал тебя, узнала человека, который одновременно был и родственным ей и смертельным врагом, и извергла его же магию против него, магию, гораздо более могущественную, чем та, которую когда-либо создавала палочка Люциуса. Теперь твоя палочка хранила в себе силу твоей чрезвычайной отваги и беспощадное мастерство самого Вольдеморта: каковы шансы были у жалкой палочки Люциуса Малфоя?
— Но если моя палочка была настолько могущественной, как Гермиона смогла сломать ее? — спросил Гарри.
— Мой дорогой, эти выдающиеся способности были направлены лишь на Вольдеморта, столь губительно вмешавшегося в таинственные законы магии. Палочка была настолько могущественной лишь в отношении него. Во всем остальном это была обычная палочка… хотя, уверен, очень хорошая, — вежливо закончил Дамблдор.
Гарри размышлял долго, а, возможно, секунды. Здесь было сложно не сомневаться в таких вещах, как время.
— Он убил меня вашей палочкой.
— Он не смог убить тебя моей палочкой, — поправил Гарри Дамблдор, — Думаю, мы можем согласиться, что ты не умер… хотя, разумеется, — добавил он, будто опасаясь показаться невежливым, — я не приуменьшаю твои страдания, которые, уверен, были жестокими.
— Хотя сейчас я чувствую себя замечательно, — заметил Гарри, рассматривая свои чистые безупречные руки. — Где мы точно находимся?
— Что ж, я сам собирался тебя спросить, — произнес Дамблдор, озираясь. — Как думаешь, где мы?
До того, как Дамблдор задал вопрос, Гарри не знал. Теперь, однако, он осознал, что готов ответить.
— Это похоже, — медленно произнес он, — на Кингс-Кросс. Разве что здесь чище, и пусто, и, насколько я вижу, нет поездов.
— Кингс-Кросс! — громко хмыкнул Дамблдор. — Неужели?
— Ладно, как по-вашему, где мы? — спросил Гарри, слегка защищаясь.
— Понятия не имею, мой милый. Это, как говорится, твой праздник.
Гарри понятия не имел, что это значило; Дамблдор выводил его из себя. Он уставился на него, затем вспомнил, что есть более спешные вопросы, чем о их местонахождении.
— Дары Смерти, — произнес он, с радостью увидев, что при этих словах с лица Дамблдора исчезла улыбка.
— Ах да, — сказал Дамблдор. Он даже выглядел слегка обеспокоенным.
— Ну что?
Впервые с тех пор, как Гарри встретил Дамблдора, тот казался моложе, чем старик, гораздо моложе. Какое-то мгновение он выглядел словно пойманный за проступком маленький мальчик.
— Сможешь ли ты простить меня? — спросил он. — Сможешь ли простить, что я не доверял тебе? За то, что не говорил тебе? Гарри, я боялся, что тебя постигнет неудача, как и меня. Я опасался, что ты повторишь мои ошибки. Я молю тебя о прощении, Гарри. Теперь я знаю, что ты гораздо лучше.
— О чем вы говорите? — спросил Гарри, пораженный тоном Дамблдора, слезами, внезапно выступившими у того на глазах.
— Дары, Дары, — пробормотал Дамблдор. — Мечта отчаявшегося человека!
— Но они существуют!
— Существуют и таят в себе опасность, маня глупцов, — сказал Дамблдор. — Я был таким глупцом. Но ведь ты об этом знаешь, верно? У меня нет больше от тебя тайн. Ты знаешь.
— Что я знаю?
Дамблдор всем телом повернулся к Гарри, в его ярко-голубых глазах все еще поблескивали слезы.
— Повелитель Смерти, Гарри, повелитель Смерти! Был ли я, в конечном счете, лучше Вольдеморта?
— Разумеется, были, — ответил Гарри. — Разумеется… как вы можете об этом спрашивать? Вы никогда не убивали, если могли этого избежать!
— Верно, верно, — согласился Дамблдор, словно ребенок ищущий поддержки. — Хотя я тоже искал способ преодолеть смерть, Гарри.
— Не тот способ, что и он, — возразил Гарри. После всей его злости странно было сидеть здесь, под высоким сводчатым потолком, и защищать Дамблдора от самого себя. — Дары, а не хоркруксы.
— Дары, — пробормотал Дамблдор, — не хоркруксы. Вот именно.
Некоторое время они молчали. Существо позади хныкало, но Гарри больше не оглядывался.