Поскольку не было никаких доказательств того, что Риддлов вообще убили, полиции пришлось отпустить Фрэнка. Риддлов похоронили на церковном кладбище Литтл Хэнглтона, и их могилы какое-то время вызывали интерес. Ко всеобщему удивлению, подозреваемый всей деревней Фрэнк Брайс вернулся жить в свой домик на территории особняка Риддлов.
— А я ж думаю, что убил он их, и плевать, что говорит полиция, — сказала Дот в «Висельнике». — И если б он имел хоть каплю порядочности, он бы убрался отсюда, раз он знает, что мы всё знаем, что он — убийца.
Но Фрэнк никуда не убрался. Он продолжил ухаживать за садом, работая на семью, поселившуюся в доме Риддлов, а затем на следующую семью… поскольку ни та, ни другая не задержались надолго. И, может быть, именно из-за Фрэнка каждый последующий владелец говорил, что это место вызывало у него какие-то мерзкие ощущения. Без хозяина поместье начало приходить в упадок.
Нынешний состоятельный владелец дома Риддлов не жил в нем и вообще никак его не использовал. В деревушке поговаривали, что держал он поместье «по причине налогов», но никто толком не знал, что это значит. Богач продолжал платить Фрэнку, чтобы тот содержал сад. Фрэнку же скоро должно было исполниться семьдесят семь лет, он почти совсем оглох, а нога слушалась его всё хуже и хуже, но в хорошую погоду он продолжал копаться в цветочных грядках, хотя ему уже трудно было бороться с наступающей армией сорняков.
Сказать по правде, сорняки были не единственными его врагами. Деревенские мальчишки обожали швырять камнями в окна дома Риддлов. Они носились на велосипедах по газонам, которые Фрэнк добросовестно подстригал. Пару раз они вломились в дом — просто так, на спор. Они знали, что старый Фрэнк очень привязан к поместью, и забавлялись видом старика, хромающего через сад и грозящего им тростью. Фрэнк же считал, что мальчишки издеваются над ним, потому что, как и их отцы и деды, считают его убийцей. Поэтому, проснувшись одной августовской ночью и увидев нечто чрезвычайно странное в окнах старого дома, он решил, что эти мальчишки уже совсем обнаглели.
Проснулся Фрэнк из-за больной ноги: она болела сильней, чем обычно. Он поднялся с постели и захромал вниз на кухню, чтобы наполнить грелку горячей водой и облегчить свои страдания. Стоя у раковины с кастрюлей в руках он взглянул на дом Риддлов и увидел, что на втором этаже горит свет. Фрэнк тут же понял, что произошло. Мальчишки опять вломились в дом и, судя по отблескам света, что-то подожгли.
У Фрэнка не было телефона, да если бы и был, он не стал бы звонить в полицию, которой не доверял с той поры как его допрашивали по поводу смерти семьи Риддлов. Отставив кастрюлю, Фрэнк заспешил наверх, насколько позволяла ему больная нога. Быстро одевшись, он спустился на кухню и снял с крючка у двери старый заржавевший ключ. Схватив трость, стоящую у стены, он поспешно вышел на тёмный двор.
Ни главный вход, ни окна дома Риддлов не выглядели взломанными. Хромая, Фрэнк обошёл дом и остановился у двери, почти совершенно заросшей вьюнком, вытащил из кармана ключ, повернул его и бесшумно отворил дверь.
Он оказался в огромной кухне. Хоть и прошло уже много лет с тех пор, как Фрэнк последний раз приходил на эту кухню, он отлично помнил, где находится дверь в коридор. Ощупью пробираясь к двери, он вдыхал запах гнили, настороженно прислушиваясь к звукам шагов или голосов наверху. В коридоре было немного светлее благодаря огромным сводчатым окнам по обеим сторонам двери. Фрэнк двинулся вверх по лестнице, мысленно благословляя пыль, толстым слоем покрывавшую каменные ступени и заглушавшую звуки его шагов и стук трости. На площадке второго этажа Фрэнк повернул направо и тут же понял, где находятся взломщики: в самом конце коридора была приоткрыта дверь. Из щели пробивался свет, бросая тонкие золотые нити на чёрный пол. Фрэнк мелкими шажками направился к двери, крепко вцепившись в трость. Приблизившись, он увидел кусочек комнаты.
Удивительно, но огонь, который Фрэнк принял за пожар, был разожжён в камине. Фрэнк замер на месте и навострил уши. Голос, доносившийся из комнаты, звучал робко и подобострастно.
— На донышке ещё немножко осталось, если вы всё ещё голодны, милорд.
— Позже, — произнёс второй голос. Голос был мужской, но удивительно пронзительный и холодный, словно струя ледяного ветра. От этого голоса остатки волос на затылке Фрэнка встали дыбом. — Подвинь-ка меня поближе к огню, Червехвост.
Фрэнк повернулся к двери правым ухом, чтобы не упустить ни слова. Звякнула поставленная на что-то твёрдое бутылка, а затем заскрипело передвигаемое кресло. Перед Фрэнком промелькнула спина и лысина коротышки, одетого в чёрную мантию.