Выбрать главу

Хагрид с испуганным лицом побежал к Дину.

— У него взорвался хвост! — со злостью сказал Дин, демонстрируя Хагриду ожог на руке.

— Иногда бывает, — кивнул Хагрид, — когда они стреляют огнём.

— Мерзость! — опять сказала Лаванда Браун. — Пакость! Хагрид, а что это за острая штука из него торчит?

— А-а, у некоторых есть жала, — радостно сообщил Хагрид (Лаванда быстро отдёрнула руку от контейнера), — я так полагаю, что у самцов… У самок на пузе что-то вроде присоски. Пьют кровь, я так считаю.

— Н-да, мне теперь совершенно ясно, для чего мы их выращиваем! — иронически заметил Драко Малфой. — Кому не захочется держать в доме животное, которое может обжечь, ужалить и укусить, и всё разом?

— То, что они не обладают привлекательной наружностью, не значит, что они — бесполезны, — отрезала Гермиона, — драконья кровь чрезвычайно полезная, но кто захочет держать в доме дракона?

Гарри и Рон ухмыльнулись. Они украдкой взглянули на Хагрида и увидели, что за его густой бородой тоже скрывается улыбка. Хагрид до смерти хотел бы держать в доме дракона. И Гарри, Рон и Гермиона об этом прекрасно знали. Во время их первого года учёбы в Хогвартсе Хагрид пытался завести дракончика — злобного Норвежского Гребнеспина по имени Норберт. Хагрид просто обожал чудовищные создания, и чем свирепее, тем лучше.

— По крайней мере, эти Крутоны — маленькие, — вздохнул Рон по дороге на обед назад в замок.

— Сейчас-то да, — раздражённо отозвалась Гермиона, — но когда Хагрид выяснит, чем они питаются, они вырастут, я подозреваю, длиной в шесть футов!

— Но ведь это не имеет никакого значения, если с их помощью можно будет лечить морскую болезнь, или ещё что-нибудь в этом роде…? — лукаво заметил Рон.

— Ты прекрасно знаешь, что я это сказала исключительно, чтобы заткнуть Малфою рот, — сказала Гермиона, — но, знаешь что? Я считаю, что в этом случае он был прав. Лучше всего бы было уничтожить паразитов, до того, как они попытаются напасть на нас!

Они прибыли в столовую и уселись за стол Гриффиндора. На обед подали бараньи отбивные с картофелем. Гермиона начала заглатывать свою порцию с такой скоростью, что Гарри и Рон с удивлением на неё уставились.

— А-а… это твоя новая позиция за права домовых? — поинтересовался Рон, — Я думаю, ты добьешься того, что тебя стошнит!

— Нет, — с достоинством ответила Гермиона, насколько позволял ей рот, набитый капустой, — просто я спешу в библиотеку.

— В библиотеку?! — Рон не поверил своим ушам, — Гермиона! Сегодня — первый день учёбы! Нам даже ещё не задали домашнего задания!

Гермиона пожала плечами и продолжала заглатывать пищу с такой скоростью, как будто она не ела, по меньшей мере, целую неделю. Покончив с едой, она вскочила на ноги и, выпалив: — Увидимся за ужином, — на полной скорости вылетела из столовой.

Зазвонил звонок, оповещающий о начале второй половины занятий, и Гарри с Роном направились в Северную Башню, где над узкой винтовой лестницей стояла серебряная лесенка, которая вела к круглому люку в потолке, служащим входом в комнату, где жила профессор Трелони.

Как только они пролезли через люк, в нос им ударил знакомый сладковатый аромат, исходящий от огня в камине. Шторы были задвинуты, как обычно, и круглая комната была залита тусклым красноватым светом многочисленных светильников, покрытых шарфами и шалями. Гарри и Рон прошли мимо обитых ситцем кресел и пуфиков, беспорядочно наставленных в комнате, и уселись за небольшой круглый столик.

— Добрый день… — произнёс глухой голос профессора Трелони над ухом у Гарри, заставив его подпрыгнуть от неожиданности.

Профессор Трелони, тоненькая, как тростинка, женщина в огромных очках, делавшими её глаза непропорционально большими для её маленького лица, взирала на Гарри с глубокой печалью, которая неизменно наплывала на неё, когда она его видела. Огонь отражался в многочисленных бусах, цепочках и браслетах, которые, как обычно, украшали её персону.

— Ты чем-то озабочен, дорогой мой, — трагическим тоном обратилась она к Гарри. — Моё Внутреннее Око взирает прямо сквозь твою телесную оболочку, оно проникает через твоё бесстрастное лицо прямо в волнующуюся душу в твоей груди. И с глубоким сожалением я должна сообщить тебе, что ты тревожишься не без основания! Я вижу, что тебя ждут трудности, увы… да-да… Я опасаюсь, что то, чего ты страшишься, свершится… и, вероятно, скорее, чем ты предполагаешь…

Она говорила всё тише и тише, и последние слова произнесла уже шепотом. Рон закатил глаза, а Гарри продолжал сидеть с каменным лицом. Профессор Трелони проплыла мимо них и уселась в глубокое, украшенное крыльями кресло у камина, спиной к огню и лицом к классу. Лаванда Браун и Парвати Патил, которые обожали профессора Трелони, сидели на пуфиках прямо у её ног.