— Поттер!
Окрик эхом прокатился по вестибюлю. На лестнице, которая спускалась к кабинету профессора Зельеделия, появился Снейп, и при виде него Гарри даже про Малфоя забыл, — его захлестнуло волной жгучей ненависти… Что бы ни говорил ему Дамблдор, но Снейпа он никогда не простит… никогда…
— Поттер, что вы делаете? — своим обычным ледяным тоном осведомился Снейп, подходя ближе.
— Выбираю, какое проклятие наложить на Малфоя, сэр, — свирепо огрызнулся Гарри.
Снейп смерил его взглядом.
— Немедленно уберите палочку, — отрывисто приказал он. — Десять баллов с Грифф…
Тут он взглянул на гигантские песочные часы на стене и презрительно изогнул губы:
— А! Как я понимаю, снимать нечего, баллов у Гриффиндора больше не осталось. В таком случае, Поттер, придется просто…
— Добавить немного?
По каменным ступеням в замок, прихрамывая, поднималась профессор Макгонаголл. В одной руке она держала клетчатый саквояж, в другой — трость, на которую тяжело опиралась, и, если бы не трость, вид у нее был весьма цветущий.
— Профессор Макгонаголл! — Снейп быстрым шагом направился к ней навстречу. — Вижу, из Святого Мунго вас выписали!
— Да, профессор Снейп, — профессор Макгонаголл повела плечом, сбрасывая дорожный плащ. — Я практически как новенькая. Вы двое там, Краббе, Гойл…
Она повелительным жестом скомандовала им приблизиться, слизеринцы, шаркая здоровенными ножищами, неуклюже подошли.
— Ну-ка, — профессор Макгонаголл ткнула саквояж поддых Краббе, а плащ — Гойлу: — отнесите это наверх в мой кабинет.
Краббе и Гойл повернулись и грузно потопали вверх по мраморной лестнице.
— Ну что ж… — профессор Макгонаголл подняла глаза к висевшим на стене песочным часам: — Значит так. Я полагаю, Поттеру и его друзьям причитается по пятьдесят баллов на брата за то, что их стараниями мир узнал о возвращении Сами-Знаете-Кого! А вы как считаете, профессор Снейп?
— Что? — характерным резким отрывистым тоном переспросил Снейп, хотя у Гарри и сомнений не было, что Снейп все прекрасно расслышал. — А… да… пожалуй…
— Итак, по пятьдесят баллов — Поттеру, двоим Уизли, Лонгботтому и мисс Грейнджер, — перечислила профессор Макгонаголл, и в нижнюю колбу песочных часов Гриффиндора посыпался град рубинов. — Ах, да… Пожалуй, еще пятьдесят — мисс Лавгуд, — добавила она, и в песочных часах Равенкло вниз упала горсть сапфиров. — Если не ошибаюсь, вы хотели снять с Поттера десять баллов, профессор Снейп… сейчас мы это устроим…
Несколько рубинов взлетели в верхнюю колбу часов, но внизу их все равно оставалось немало.
— Ну-с, Поттер, Малфой, я считаю, что в такой солнечный денек негоже сидеть взаперти, — энергично продолжила профессор Макгонаголл.
Гарри не нужно было повторять дважды — он сунул палочку обратно в карман, и, даже не взглянув на Снейпа и Малфоя, направился к парадным дверям замка.
По лужайке к хижине Хагрида он шел под палящими лучами солнца. Повсюду на травке разлеглись ученики — они загорали, болтали, читали «Воскресный Пророк», уплетали конфеты и провожали его взглядами. Кто-то окликал его, махал рукой, с явным желанием показать, что, заодно с «Пророком», восхищается его геройством. Гарри никому не отвечал. Он не имел понятия, что именно из происшедшего три дня назад стало достоянием гласности, но до сих пор расспросов удавалось избегать, и пусть так и будет впредь.
Постучав в дверь хижины Хагрида, он поначалу решил, что хозяина нет, но тут из-за угла выскочил Клык и в порыве счастья от встречи едва не сбил Гарри с ног. Хагрид, как выяснилось, на заднем дворе собирал фасоль.
— Да это ж Гарри! — просиял он, когда Гарри подошел к забору. — Заходи, заходи, сейчас сочку из одуванчиков по стаканчику пропустим…
Когда в стаканы был налит ледяной сок, а оба они уже сидели за грубо сколоченным столом, Хагрид поинтересовался:
— Ну, как жизнь-то? Эта… э-э… чувствуешь-то себя как, а?
Гарри хватило одного взгляда на озабоченное лицо Хагрида, чтобы понять, что вопрос касается отнюдь не физического здоровья.
— Нормально, — поспешно ответил Гарри, поскольку то, что определенно было у Хагрида на уме, обсуждать категорически не хотелось. — Ну, а ты где был?
— Дык, в горах хоронился, — пояснил Хагрид. — В пещерке одной, ровно как Сириус, когда он…
Хагрид осекся, надсадно откашлялся, глянул на Гарри, надолго припал к стакану с соком, потом пробормотал:
— В общем, теперича вот вернулся.
— Ты… ты лучше выглядишь, — выдавил Гарри, твердо решив увести беседу от Сириуса.
— Чего? — удивился Хагрид, поднял здоровенную ручищу и пощупал лицо. — А… ага. Дык, Гроупчик куда приличней стал, факт. Сказать по правде, он, как увидал меня снова, вроде прям обрадовался. Паренек-то он славный, точно… Я вот думаю, может, подружку ему подыскать, о как…
В других обстоятельствах, Гарри тотчас бросился бы отговаривать Хагрида от подобной затеи: определенно ничего хорошего, если в Лесу поселится второй гигант, не исключено, что более буйный и свирепый, чем Гроуп, — но сейчас отчего-то не хватало сил спорить. Гарри опять стал тяготиться обществом, и, намереваясь побыстрее распрощаться, сделал пару больших глотков сока из одуванчиков, опорожнив свой стакан до половины.
— Теперича каждый знает, что ты правду говорил, — вдруг ласково сказал Хагрид и внимательно посмотрел на Гарри: — Так-то оно лучше будет, верно?
Гарри пожал плечами.
— Слушай… — Хагрид подался вперед через стол. — Я Сириуса знал подоле тебя… он в бою умер, такая смерть ему по нраву была…
— Он вообще не хотел умирать! — вспылил Гарри.
Хагрид закивал огромной косматой головой…
— Само собой, не хотел, — тихо проговорил он. — Дык, Гарри… Не из таковских он был, кто дома отсиживается, когда другие дерутся. Не пришел бы к тебе на помощь, совесть потом его сгрызла бы…
Гарри вскочил.
— Мне пора, нужно проведать Рона и Гермиону в больничном крыле, — машинально объяснил он.
— Ох, — с расстроенным видом вздохнул Хагрид, — ладненько, Гарри… ты себя-то побереги, и заглядывай, когда…
— Ага… ладно…
Гарри со всех ног бросился к выходу, распахнул дверь, выскочил на залитую солнцем лужайку прежде, чем Хагрид успел попрощаться, и сразу пошел прочь. И опять по пути его беспрерывно окликали. Гарри ненадолго зажмурился, мечтая открыть глаза и обнаружить, что все вокруг исчезли, и он остался один…
Несколько дней назад, когда еще не закончились экзамены и не случилось видения, внушенного Волдемортом, Гарри многое отдал бы, лишь бы магический мир понял, что он говорит правду, лишь бы поверил, что Волдеморт вернулся, осознал, что он вовсе не лжец и не сумасшедший. Но теперь…
Гарри направился в сторону озера, отошел подальше, сел на берегу в укромном местечке за густым кустарником, и, уставившись на бегущие по воде блики, задумался…
Наверное, остаться одному хочется потому, что после разговора с Дамблдором появилось ощущение полной оторванности от мира. Словно от других его отделяет невидимая преграда. Он ведь меченный, как белая ворона… впрочем, и всегда был таким. Только раньше никогда не догадывался, что это значит…
При всем при том, сидя тут, у озера, Гарри в глубине души, истерзанной в клочья, измученной невыносимой горечью утраты Сириуса, не испытывал особого страха. Светило солнце, вокруг, куда ни глянь, смеялись люди, пусть даже эти люди ему чужие — словно сам он не от мира сего, но здесь, на берегу, ему как-то не верилось, что убийство — неотъемлемая часть его жизни, или ее финал…
Он просидел долго-долго, глядя на воду и стараясь не думать о крестном, не вспоминать, как однажды, на противоположном берегу озера, Сириус едва не погиб, отражая атаки сотни дементоров…
Только когда село солнце, Гарри почувствовал, что замерз. Он поднялся и побрел в замок, утирая рукавом лицо.