– Что?! – поразился Рон. Гарри хотел наступить ему на ногу, но оказалось, что в джинсах проделать это незаметно довольно трудно. – Там твой папа, Невилл?
– Что это значит, Невилл? – грозно осведомилась миссис Лонгботтом. – Ты не говорил друзьям о своих родителях?
Невилл сделал глубокий вдох, поднял лицо к потолку и потряс головой. Гарри никогда и никого не жалел так, как сейчас Невилла, но не знал, чем ему помочь.
– Здесь нечего стыдиться! – сердито воскликнула миссис Лонгботтом. – Ты должен гордиться, Невилл, гордиться! Не затем они пожертвовали своим здоровьем и рассудком, чтобы их стыдился единственный сын!
– Я не стыжусь, – еле слышно отозвался Невилл. Он по-прежнему избегал встречаться взглядом с друзьями. Рон привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть родителей Невилла.
– Но ты избрал странный способ это показать! – заявила миссис Лонгботтом. – Мой сын и его жена, – она величаво повернулась к Гарри, Рону, Гермионе и Джинни, – потеряли рассудок под пытками приспешников Сами-Знаете-Кого.
Гермиона и Джинни зажали рты ладонями. Рон, перестав выгибать шею, пристыженно замер.
– Они были аврорами, и их очень уважали в колдовской среде, – продолжала миссис Лонгботтом. – Это были чрезвычайно одаренные люди. Я… Алиса, деточка, что такое?
К ним боязливо, бочком, подошла мама Невилла, одетая в ночную рубашку. От круглолицей счастливой женщины с фотографии первого Ордена Феникса не осталось ровным счетом ничего. Лицо постарело, щеки ввалились; глаза казались чересчур большими, а всклокоченные, абсолютно белые волосы – мертвыми. Она не хотела – или не могла – говорить, но, глядя на Невилла, как-то странно топталась, робко протягивая ему что-то на ладони.
– Опять? – устало вздохнула миссис Лонгботтом. – Спасибо, Алисочка, спасибо. Невилл, возьми, что там у нее?
Но Невилл и так уже подставил руку, и его мама уронила туда фантик от взрывачки Друблиса.
– Какая прелесть, – с деланым восторгом похвалила бабушка Невилла и похлопала невестку по плечу.
А Невилл тихо и серьезно сказал:
– Спасибо, мамочка.
Алиса, напевая про себя, заковыляла к своей койке. Невилл обвел всех вызывающим взглядом, словно говоря: только попробуйте засмеяться! Но Гарри в жизни не видел ничего менее забавного.
– Что же, нам пора, – вздохнула миссис Лонгботтом, натягивая длинные зеленые перчатки. – Очень приятно было познакомиться. Невилл, выбрось эту обертку, у тебя их столько, что комнату можно оклеить.
Но, глядя им вслед, Гарри заметил, что Невилл тайком сунул фантик в карман.
Дверь палаты закрылась.
– Я не знала, – со слезами в голосе произнесла Гермиона.
– И я, – хрипло отозвался Рон.
– И я, – еле выдохнула Джинни.
Они посмотрели на Гарри.
– Я знал, – хмуро проговорил он. – Мне Думбльдор сказал. Но я обещал никому не говорить… За это Беллатрикс Лестранж и посадили в Азкабан – за применение пыточного проклятия. Она пытала родителей Невилла, пока они не сошли с ума.
– Беллатрикс Лестранж? – в ужасе переспросила Гермиона. – Это которая на фотографии в каморке у Шкверчка?
Повисло долгое молчание, которое нарушил возмущенный Чаруальд:
– Слушайте, для чего я, спрашивается, учился писать без отрыва?
Глава двадцать четвертая
Окклуменция
Шкверчок, как выяснилось, прятался на чердаке, где его, по уши в пыли, и обнаружил Сириус. Очевидно, эльф искал оставшиеся семейные реликвии в свою коллекцию. Это объяснение полностью устраивало Сириуса, а вот Гарри – не слишком. Поведение Шкверчка настораживало: он смотрел веселее, меньше ворчал, покорнее подчинялся приказам. Пару раз Гарри ловил на себе пронзительный взгляд домового эльфа, и тот сразу отводил глаза.
Но подозрения Гарри были настолько смутными, что он решил не высказывать их Сириусу. Тот и так после Рождества приуныл. Чем ближе подходил день возвращения ребят в «Хогварц», тем чаще Сириус, как выражалась миссис Уизли, «впадал в меланхолию». Он становился хмур, неразговорчив и нередко по несколько часов кряду сидел у Конькура, а его тоска, как ядовитый газ, просачивалась под дверью и распространялась по дому, заражая всех.
Гарри очень не хотелось снова оставлять Сириуса одного, в малоприятной компании Шкверчка; и вообще, впервые в жизни у него не было ни малейшего желания возвращаться в школу. Что он там не видел? Кхембридж, которая за каникулы наверняка успела наиздавать тысячу декретов? О квидише можно забыть: домашних заданий будет невпроворот, экзамены-то на носу… От Думбльдора слова не дождешься… В общем, если бы не Д. А., Гарри упросил бы Сириуса разрешить ему уйти из «Хогварца» и они бы вместе жили на площади Мракэнтлен.