Огрид добрел до парадной двери и вышел наружу, где сегодня было очень сыро. Гарри смотрел ему вслед в горестном недоумении – сколько еще ударов судьбы предстоит пережить?
За пару дней новость об испытательном сроке облетела всю школу и, к негодованию Гарри, никого особо не возмутила; некоторые, наоборот, ликовали – и Драко Малфой больше всех. Что же до загадочной кончины рядового сотрудника департамента тайн, то она, казалось, волновала лишь Гарри, Рона и Гермиону. В школьных коридорах обсуждали одно – побег из Азкабана, о котором наконец-то стало известно от немногочисленных подписчиков «Оракула». Ходили слухи, что беглецов видели в Хогсмеде, в Шумном Шалмане; что они, как и Сириус Блэк, намерены пробраться в «Хогварц».
Ребята из колдовских семей с детства привыкли бояться этих людей: их имена вызывали почти такой же трепет, как и имя Вольдеморта; об их преступлениях в дни его расцвета ходили легенды. Некоторые школьники были в родстве с жертвами Упивающихся Смертью и, сами того не желая, внезапно и как-то нехорошо прославились. Например, у Сьюзен Боунс дядя, тетя, а также двоюродные братья и сестры погибли от рук одного из беглецов, и однажды на гербологии бедная Сьюзен печально сказала, что теперь хорошо понимает, каково это – быть Гарри.
– Не знаю, как у тебя хватает сил выносить этот ужас, – без обиняков заявила она и гневно шмякнула на поднос с саженцами крикапканции чересчур много навоза. Саженцы возмутились, задергались и запищали.
Действительно, на Гарри опять показывали пальцами; перешептывались, едва завидев его в коридорах. В то же время у пересудов изменилась интонация, в них звучало скорее любопытство, чем враждебность, а пару раз Гарри подслушал обрывки разговоров, из которых понял, что не всех устраивают объяснения «Оракула» касательно побега из Азкабана. Движимые страхом и замешательством, сомневающиеся, похоже, готовы были рассмотреть единственную альтернативную версию – ту, о которой Гарри и Думбльдор твердили с прошлого года.
Но потряхивало не только учеников; учителя тоже частенько собирались в коридорах по двое или трое и что-то приглушенно, тревожно обсуждали, а едва завидев кого-нибудь из школьников, умолкали сию же секунду.
– Понятно, теперь в учительской нормально не поговоришь, – шепнула Гермиона, когда они с Гарри и Роном прошли мимо Макгонаголл, Флитвика и Спарж, тесной кучкой сбившихся у класса заклинаний. – Там Кхембридж.
– Как думаете, они выяснили что-нибудь новое? – спросил Рон, оглядываясь на учителей.
– Если и да, мы об этом ничего не узнаем, – недовольно бросил Гарри. – После декрета… на каком там номере мы остановились?
Ибо наутро после побега на досках объявлений появился новый декрет:
Преподавательскому составу школы запрещается предоставлять учащимся какую-либо информацию, не имеющую прямого отношения к преподаваемым предметам.
Данный указ выпущен на основании декрета об образовании № 26
Указ стал поводом для множества шуток. Так, Ли Джордан сказал Кхембридж, что она, согласно своему же декрету, не должна отчитывать Фреда и Джорджа за игру в карты-хлопушки на защите от сил зла.
– Карты-хлопушки не имеют отношения к защите от сил зла, профессор! К вашему предмету!
Когда Гарри в следующий раз встретил Ли, у того сильно кровоточила тыльная сторона ладони. Гарри порекомендовал маринад горегубки.
Гарри казалось, что дерзкий побег из Азкабана собьет с Кхембридж спесь – должно же ей быть стыдно, что под самым носом у ее обожаемого Фуджа произошла катастрофа. Но Кхембридж лишь сильнее закрутила гайки, стремясь взять под контроль буквально все в «Хогварце», и, похоже, твердо решила в самое ближайшее время хоть кого-нибудь уволить. Непонятно было только, кого же – Трелони или Огрида.
Уроки прорицания и ухода за магическими существами проходили теперь исключительно в присутствии главного инспектора и ее любимого пергамента. Кхембридж стояла у камина в душном от благовоний классе прорицания, прерывала объяснения профессора Трелони (которая почти постоянно находилась на грани истерики); задавала немыслимые вопросы по орнитомантике и септологии; настаивала, чтобы Трелони заранее предсказывала ответы учеников; требовала продемонстрировать умение гадать на хрустальном шаре, чайной гуще и рунах. Гарри опасался, что профессор Трелони сломается под давлением. Он несколько раз встречал ее в коридорах – само по себе странно, прорицательница почти никогда не покидала свою башню; Трелони, возбужденно бормоча, заламывала руки и испуганно озиралась, при этом от нее несло кулинарным хересом. Бедняжку можно было только пожалеть, и Гарри непременно бы это сделал, не беспокойся он так сильно об Огриде. Раз уж одному из них суждено потерять работу, Гарри свой выбор сделал.