Выбрать главу

– Молодец, – похвалил Гарри. Все сидели в общей гостиной, печальные, как после похорон.

– Мне просто повезло, – пожала плечами Джинни. – Проныра был какой-то вялый, а Соммерби простужен, он как раз чихнул и закрыл глаза. А, ладно!.. Вот когда ты вернешься в команду…

– Джинни, мне запретили играть пожизненно.

– Не пожизненно, а пока в школе Кхембридж, – поправила Джинни. – Две большие разницы. Короче, когда ты вернешься, я хочу попробоваться в Охотники. Ангелина с Алисией в следующем году уйдут, а мне больше нравится забивать, чем гоняться за Пронырой.

Гарри поискал глазами Рона. Тот сидел в углу, глядя на собственные колени и сжимая в руке усладэль.

– Ангелина не дает ему уйти из команды. – Джинни словно прочитала мысли Гарри. – Говорит: я знаю, у тебя есть способности.

За такую веру Гарри был глубоко благодарен Ангелине, но в то же время считал, что гуманнее все-таки Рона отпустить. Сегодня бедняга опять ушел со стадиона под громогласную песню «Уизли – наш король!», которую с удовольствием горланили слизеринцы – нынешние фавориты квидишного кубка.

Подошли Фред с Джорджем.

– Язык не поворачивается над ним шутить, – сказал Фред, бросив взгляд на сгорбленную фигуру в углу. – Хотя… как он прошляпил четырнадцатый…

Фред бешено заколотил руками по воздуху, словно пытался стоя плыть по-собачьи.

– …ладно, прибережем шутки до лучших времен.

Очень скоро Рон встал и поплелся спать. Из уважения к его чувствам Гарри немного подождал, прежде чем отправиться наверх: если Рон хочет, пусть притворится спящим. И действительно, когда Гарри вошел в спальню, Рон громко – неправдоподобно громко – храпел.

Гарри лег и стал вспоминать матч. Как обидно наблюдать за игрой со стороны! Джинни играла неплохо, но сам он поймал бы Проныру значительно быстрее… был момент, когда мячик завис у лодыжки Кёрка; если бы Джинни не растерялась, «Гриффиндор» мог и выиграть…

На стадионе Кхембридж сидела несколькими рядами ниже Гарри и Гермионы. Пару раз она неуклюже оборачивалась и смотрела на него, растягивая широкую пасть в злорадной ухмылке. Эта картина так ясно всплыла в памяти, что Гарри бросило в жар от злости. Но потом он вспомнил, что перед сном нужно освободиться от всех эмоций – Злей неустанно напоминал об этом в конце каждого занятия окклуменцией.

Он попробовал успокоиться, но мысли о Злее и Кхембридж лишь разожгли обиду и раздражение. Как же сильно он ненавидит их обоих! Рон постепенно перестал храпеть, задышал ровно и глубоко. А Гарри еще долго не мог заснуть; уставшее тело молило об отдыхе, но мозг никак не желал отключаться.

Потом ему стала сниться Кстати-комната; профессор Макгонаголл играла на волынке, а Невилл и профессор Спарж вальсировали. Гарри, очень счастливый, за ними наблюдал, а затем решил пойти поискать остальных членов Д.А.

Но, выйдя из комнаты, он увидел не гобелен с Барнабасом Безбашенным, а голую каменную стену и горящий факел. Гарри медленно повернул голову влево. Вдалеке, в конце коридора, виднелась черная дверь.

Гарри направился туда. В груди ширилось волнение; отчего-то он был уверен, что сегодня наконец проникнет внутрь… он подошел совсем близко и, задохнувшись от возбуждения, обнаружил, что из-за двери, справа, льется неяркий голубой свет… Дверь чуть приоткрыта… Гарри протянул руку, намереваясь ее толкнуть…

Рон судорожно, оглушительно, по-настоящему всхрапнул, и Гарри проснулся. Он лежал, вытянув правую руку вверх – хотел открыть дверь, находящуюся в сотнях миль. Гарри огорченно и виновато опустил руку. Да, он не должен видеть эту дверь во сне, но… так хочется узнать, что за ней скрывается! Он злился на Рона – трудно было, что ли, захрапеть попозже?

Когда в понедельник утром Гарри, Рон и Гермиона вошли в Большой зал, совы как раз принесли почту. Теперь «Оракул» с нетерпением ждали все, а не только Гермиона – всю школу живо интересовали новости о беглых преступниках. Вопреки регулярным сообщениям о том, что их видели там или сям, Упивающиеся Смертью оставались на свободе. Гермиона, заплатив сове, поскорее развернула газету. Гарри тем временем спокойно наливал себе апельсиновый сок. За весь год он получил по почте одну-единственную записку, поэтому, когда перед ним на стол грузно плюхнулась первая сова, решил, что это ошибка.