В спальне никого не было. Гарри постоял у окна, прижимаясь лбом к холодному стеклу, – это успокаивало боль. Потом разделся и лег, мечтая лишь об одном – чтобы прошла голова. Его подташнивало. Он повернулся на бок, закрыл глаза и практически сразу уснул…
И очутился в темной комнате с занавешенными окнами, освещенной единственным канделябром. Он стоял позади кресла, держась за спинку. На темном бархате обивки резко выделялись пальцы, длинные, белые – такие белые, будто он много-много лет провел под землей. Его кисть напоминала большого бесцветного паука.
Перед креслом, в круге света, на коленях стоял человек в черной мантии.
– Значит, меня неверно информировали, – заговорил Гарри пронзительным, холодным, пульсирующим от гнева голосом.
– Господин, умоляю, пощадите, – прохрипел с пола человек. Он заметно дрожал. На черных волосах мерцал отблеск свечей.
– Я не виню тебя, Гадвуд, – объявил Гарри все тем же холодным жестоким голосом.
Он отпустил спинку кресла, обошел вокруг, приблизился к коленопреклоненному человеку и воззрился на него из мрака, с высоты – гораздо выше обычного.
– Ты уверен в достоверности этих фактов? – спросил Гарри.
– Да, милорд, да… Я ведь работал в департаменте все… все-таки.
– Эйвери утверждал, что Дод сможет его забрать.
– Дод никак не мог, господин… Он, должно быть, и сам знал, что это невозможно… Видимо, поэтому он так сопротивлялся проклятию подвластия Малфоя…
– Встань, Гадвуд, – прошептал Гарри.
Человек вскочил с колен так поспешно, что едва не упал. В свете свечей четким рельефом обозначились отметины на рябом лице. Гадвуд, не решаясь окончательно распрямить спину, застыл в нелепом полупоклоне, опасливо поглядывая Гарри в лицо.
– Ты правильно поступил, рассказав мне об этом, – промолвил Гарри. – Очень правильно… Получается, я потратил массу времени на бесплодные шаги… но это не важно… начнем сначала. Лорд Вольдеморт благодарен тебе, Гадвуд…
– Милорд… спасибо, милорд, – прошептал Гадвуд, от облегчения враз осипнув.
– Мне понадобится твоя помощь. Вся информация, какую ты можешь дать.
– Разумеется, милорд, разумеется… все что угодно…
– Очень хорошо… можешь идти. Пришли ко мне Эйвери.
Гадвуд проворно попятился к двери и, кланяясь, исчез.
Гарри повернулся к стене. Там, в полумраке, висело старое и испятнанное треснувшее зеркало. Гарри приблизился. Отражение становилось все больше, все отчетливее… лицо белее кости… красные глаза с прорезями зрачков…
– НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!
– Что такое? – заорал вблизи чей-то голос.
Гарри замахал руками, запутался в балдахине и свалился на пол. Сначала он никак не мог понять, где находится; он был уверен, что сейчас опять увидит выступающее из темноты белое, похожее на череп лицо. Затем совсем рядом раздался голос Рона:
– Да хорош метаться-то! Никак тебя не распутаю.
Рон разобрался со шторами, и Гарри увидел освещенное луной лицо друга. Гарри лежал на спине; шрам разрывался от боли. Рон, видимо, собирался ложиться – мантия висела на одном плече.
– Что, на кого-то опять напали? – Рон рывком вздернул Гарри на ноги. – На папу? Опять змея?
– Нет… все живы… и здоровы… – хрипло выдохнул Гарри. Лоб горел огнем. – Вот только… Эйвери… ему не светит ничего хорошего… он дал неверные сведения… Вольдеморт в бешенстве…
Гарри застонал, мелко задрожал и бессильно рухнул на кровать, потирая шрам.
– Гадвуд все исправит… Вольдеморт снова встал на верный путь…
– О чем ты? – испуганно спросил Рон. – Ты что… видел Сам-Знаешь-Кого?
– Я был Сам-Знаешь-Кем, – ответил Гарри и медленно поднес руку к лицу – вдруг это мертвенно-белая паукообразная лапа? – Сам-Знаешь-Кто был с Гадвудом, это один из беглых Упивающихся Смертью, помнишь? Гадвуд сказал, что Дод не мог этого сделать.
– Чего этого?
– Что-то забрать… он сказал: «Дод, должно быть, и сам знал, что это невозможно»… Дод был под проклятием подвластия… Кажется, Гадвуд сказал, что проклятие наслал отец Малфоя.
– Дода околдовали, чтобы что-то забрать?! – вскричал Рон. – Но, Гарри, это же, наверно…
– Оружие, – закончил Гарри. – Да.
Дверь в спальню распахнулась, и вошли Дин с Шеймасом. Гарри торопливо забросил ноги на кровать. Нельзя показать, что с ним опять случилось нечто странное, – Шеймас только-только перестал считать его психом…