– И правильно! – гневно воскликнул Рон, положив расписание на стол. – Если бы не она…
Рон пустился проклинать Мариэтту Эджком, что очень устраивало Гарри: ему оставалось лишь смотреть волком, кивать, изрекать «вот именно», когда Рон замолкал, чтобы перевести дух, а самому тем временем думать, думать, думать об увиденном в дубльдуме – и с каждой минутой терзаться все мучительнее.
Воспоминания грызли его. Он никогда не сомневался в порядочности родителей и с легкостью отметал клевету Злея, полагая, что тот просто хочет опорочить память Джеймса. И разве Огрид с Сириусом не твердили постоянно, что отец Гарри был прекрасным человеком? (Да уж, а сам-то Сириус, – возразил противный голосок в голове, – не лучше, если не хуже…) Конечно, однажды Гарри слышал, как профессор Макгонаголл назвала отца и Сириуса баламутами, но, насколько он понял, имелся в виду некий прообраз близнецов Уизли… а Гарри не мог себе представить, чтобы Фред и Джордж забавы ради подвесили кого-то вверх ногами… разве что если взаправду ненавидят… может, Малфоя… если человек действительно заслужил…
Гарри уговаривал себя, что Злей, возможно, как-то обидел Джеймса, но разве Лили не спросила: «Что он вам сделал?» И разве Джеймс не сказал: «Нас не устраивает скорее самый факт его существования»? Джеймс все затеял только потому, что Сириус пожаловался на скуку. Гарри вспомнилось, что говорил Люпин на площади Мракэнтлен: Думбльдор, мол, назначил его старостой, чтобы он мог приструнить Джеймса и Сириуса… Но в дубльдуме Люпин взирал на происходящее молча…
Гарри то и дело напоминал себе, что Лили пыталась заступиться за Злея, – по крайней мере, мама была приличным человеком. Но, вспоминая ее лицо, Гарри мучился не меньше; она явно презирала Джеймса, и непонятно, как их угораздило пожениться. Неужели Джеймс ее заставил?..
Почти пять лет мысль об отце служила ему источником утешения, гордости, вдохновения. Когда говорили, что он – вылитый Джеймс, Гарри млел от удовольствия. А сейчас… сейчас при мысли об отце накатывали холод и горечь.
Дни становились ветренее, но теплее и солнечнее, а Гарри вместе с другими пяти-и семиклассниками торчал в четырех стенах и повторял пройденное, снуя челноком из общей гостиной в библиотеку и обратно. Он притворялся, что переживает из-за надвигающихся экзаменов, – и его одноклассники, до тошноты уставшие от занятий, охотно в это верили.
– Гарри, я к тебе обращаюсь! Ау! Ты меня слышишь?
– А?
Он обернулся. К библиотечному столу, за которым он сидел в одиночестве, приблизилась ужасно растрепанная Джинни Уизли. Воскресный вечер подходил к концу; Гермиона ушла в гриффиндорскую башню заниматься древними рунами; Рон был на квидишном поле.
– Ой, привет, – сказал Гарри, придвигая к себе книги. – А почему ты не на тренировке?
– Она кончилась, – ответила Джинни. – Рон повел Джека Слопера в лазарет.
– А что случилось?
– Точно непонятно, но, кажется, он сам себя нокаутировал битой. – Джинни тяжело вздохнула. – Ладно, не важно… Тут посылка пришла… Только что. Новая процедура досмотра – спасибо Кхембридж.
Джинни водрузила на стол весьма небрежно упакованную коробку: посылку явно вскрывали. Сверху красными чернилами значилось: «Проверено главным инспектором “Хогварца”».
– Пасхальные яйца от мамы, – объяснила Джинни. – Вот твое… на.
Она протянула ему красивое шоколадное яйцо, украшенное маленькими сахарными Пронырами и, судя по упаковке, с шипучими шмельками внутри. Гарри посмотрел на подарок – и вдруг в ужасе почувствовал, что к горлу подступает комок.
– Гарри, ты чего? – тихо спросила Джинни.
– Ничего, – хрипло ответил он. От сдерживаемых слез заболело горло. Он решительно не понимал, почему пасхальное яйцо так странно на него подействовало.
– Ты последнее время очень грустный, – настаивала Джинни. – Знаешь, если бы ты просто поговорил с Чо…
– Я вовсе не с Чо хотел бы поговорить, – неожиданно признался Гарри.
– А с кем?
– Я…
Он огляделся, проверяя, не подслушивает ли кто. Через несколько стеллажей от них мадам Щипц выдавала огромную кипу книг почти обезумевшей Ханне Аббот.
– Я хотел бы поговорить с Сириусом, – тихо сказал Гарри. – Но это невозможно.
Чтобы чем-то заняться, он развернул яйцо, отломил от него порядочный кусок и положил в рот.
– Ну, – медленно проговорила Джинни, тоже отламывая кусочек, – если тебе и вправду охота поговорить с Сириусом, я думаю, это можно устроить.
– Брось, – безнадежно отмахнулся Гарри. – Кхембридж охраняет все камины и читает всю почту.