Выбрать главу

– Его убили авроры? – робко спросил Гарри.

– О нет, – ответил Сириус. – Нет. Его убил Вольдеморт. Или скорее кто-то по его приказу. Едва ли Регул был важной персоной, Вольдеморт не стал бы сам пачкать об него руки. Насколько я смог выяснить после смерти братца, он довольно глубоко увяз, потом понял, чего от него ждут, запаниковал и попытался выйти из игры. Вольдеморт не принимает прошений об отставке. Ему служат всю жизнь – либо умирают.

– Обед, – раздался голос миссис Уизли.

Высоко поднятой волшебной палочкой она вела перед собой по воздуху огромный поднос, нагруженный сэндвичами и пирожными. У нее все еще было очень красное лицо и сердитый вид. Все радостно бросились к еде, но Гарри остался возле Сириуса, склонившегося к гобелену.

– Я его так давно не рассматривал… Вот Финей Нигеллий, видишь?.. мой прапрадедушка… самый нелюбимый из всех директоров «Хогварца»… Вот Арамина Уболтайна… кузина моей матери… пыталась протащить в министерстве билль о разрешении охоты на муглов… Дорогая тетя Элладора… завела прелестную семейную традицию рубить головы домовым эльфам, когда они дряхлеют и уже не могут носить подносы с чаем… Естественно, в семье рождались и приличные люди, но от них быстренько отказывались. Вот Бомс, например, здесь нет. Наверное, поэтому Шкверчок ее не слушается – по идее он должен повиноваться всем членам семьи…

– Вы с Бомс родственники? – удивился Гарри.

– Да, ее мать Андромеда – моя любимая двоюродная сестра, – подтвердил Сириус, не отводя глаз от гобелена. – Кстати, и Андромеды тут нет, смотри…

Он показал Гарри на еще одну прожженную дырочку между «Беллатрикс» и «Нарциссой».

– А вот ее родные сестры никуда не делись: они благоразумно вышли замуж в приличные чистокровные семьи, а бедняжка Андромеда полюбила муглорожденного Теда Бомса, ну и…

Сириус изобразил, как прожигает гобелен волшебной палочкой, и горько расхохотался. Гарри между тем не смеялся; он внимательно смотрел на имя справа от бывшей Андромеды. Двойная золотая вышитая линия соединяла Нарциссу Блэк с Люциусом Малфоем, а от них, в свою очередь, одинарная линия вела вниз к имени «Драко».

– Ты в родстве с Малфоями?!

– Все чистокровные семьи в родстве друг с другом, – пожал плечами Сириус. – Если твои дети могут вступать в браки только с чистокровными колдунами, выбор весьма ограничен; нас почти и не осталось. Мы с Молли – двоюродные, Артур мне тоже какой-то там двоюродный дядя. Но здесь их искать бесполезно – если и есть на свете семья выродков и предателей, так это Уизли.

Но Гарри уже перевел взгляд на имя слева от Андромеды: Беллатрикс Блэк. Двойная золотая линия вела от нее к Родольфу Лестранжу.

– Лестранж, – вслух произнес Гарри. Что-то зашевелилось в памяти, где-то он слышал – он не мог вспомнить где, но от этого имени ему стало жутко.

– Они оба в Азкабане, – отрывисто произнес Сириус.

Гарри с любопытством посмотрел на него.

– Беллатрикс и Родольфа посадили одновременно с молодым Сгорбсом, – сказал Сириус все так же равнодушно. – И с братом Родольфа, Рабастаном.

И Гарри вдруг вспомнил. Он видел Беллатрикс Лестранж в Думбльдоровом дубльдуме, занятном приборе, где хранят мысли и воспоминания. Беллатрикс – та высокая черноволосая женщина с тяжелыми веками, которая на суде во всеуслышание объявила, что непоколебимо верна лорду Вольдеморту, гордится тем, что уже после падения своего господина пыталась его разыскать, и убеждена, что в один прекрасный день он вознаградит ее за преданность.

– Ты не говорил, что она твоя…

– А что, это очень важно, кто она мне? – огрызнулся Сириус. – Я от своей семьи отрекся. А от нее тем более. Я не видел ее с тех пор, как мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, разве что один раз мельком, когда их привезли в Азкабан. Ты думаешь, я горжусь таким родством?

– Прости, – поспешно сказал Гарри. – Я не то… я просто удивился, и все…

– Да ладно, не извиняйся, – пробормотал Сириус. Он уже отвернулся от гобелена и стоял, глубоко засунув руки в карманы. – Мне тут очень плохо. Никогда не думал, что снова застряну в этом доме.

Гарри прекрасно его понимал. Он хорошо представлял себе, каково бы ему было вновь поселиться на Бирючинной, особенно если б он считал, что отделался от нее навсегда.