— Но потрясение деревенских жителей не шло ни в какое сравнение с отчаяньем Марволо. Он вернулся из Азкабана, рассчитывая увидеть покорную дочь и горячий обед на столе, а вместо этого нашел дюймовый слой пыли да прощальную записку.
— Насколько я знаю, он с тех пор не произносил имени дочери и даже не упоминал о ее существовании. Предательство Меропы, вероятно, приблизило его смерть — впрочем, не исключено, что он просто не научился самостоятельно добывать себе пропитание. После Азкабана он очень ослабел и не дождался возвращения из тюрьмы Морфина.
— А Меропа? Она… умерла, да? Ведь Вольдеморт воспитывался в приюте?
— Да, — сказал Думбльдор. — Конечно, здесь мы опять обращаемся к сфере догадок, но все же дальнейший ход событий не так трудно вычислить. Дело в том, что через несколько месяцев после тайной свадьбы Том Реддль вернулся домой без жены. Поползли слухи, что его «околпачили», «обдурили». Думаю, он знал, что какое-то время находился под воздействием колдовских чар, но, осмелюсь предположить, не решался рассказывать о произошедшем в таких выражениях, опасаясь быть принятым за сумасшедшего. Но люди решили, что Меропа солгала ему, притворилась, будто ждет ребенка, и потому он на ней женился.
— Она же действительно родила ребенка.
— Да, но только через год после свадьбы. Том Реддль бросил ее беременную.
— Что же случилось? — спросил Гарри. — Почему перестало действовать любовное зелье?
— Опять же, остается только гадать, — ответил Думбльдор. — Мне кажется, Меропа так сильно любила мужа, что не могла держать его в рабстве с помощью колдовства и решила отказаться от зелья. Она была без ума от него и, наверное, убедила себя, что и он влюбился в нее по-настоящему. Или считала, что он останется с ней ради ребенка. В любом случае бедняжка ошибалась. Он бросил ее, никогда не искал с ней встреч и не потрудился узнать, что стало с сыном.
Небо за окном стало чернильно-черным; лампы, казалось, светили ярче.
— Пожалуй, Гарри, на сегодня достаточно, — чуть погодя сказал Думбльдор.
— Да, сэр, — кивнул Гарри.
Он встал, но не спешил уходить.
— Сэр… а это важно — знать прошлое Вольдеморта?
— Очень важно, — ответил Думбльдор.
— А это… имеет отношение к пророчеству?
— Самое прямое.
— Понятно, — Гарри, хоть и недоумевал, но все же успокоился.
Он повернулся, чтобы идти, но вспомнил еще кое-что и снова повернулся к Думбльдору.
— Сэр, а Рону с Гермионой можно рассказать?
Думбльдор, подумав, ответил:
— Да. Полагаю, мистер Уэсли и мисс Грэнжер доказали, что им можно доверять. Но, Гарри, пожалуйста, попроси их не рассказывать никому больше. Нехорошо, если пойдут слухи о том, сколько мне всего известно о тайнах лорда Вольдеморта.
— Нет, сэр, только Рону и Гермионе, я обещаю. Спокойной ночи.
Он почти уже дошел до двери, когда вдруг увидел на одном из тонконогих столиков, заставленных хрупкими серебряными приборами, уродливое золотое кольцо с большим, надтреснутым черным камнем. Гарри, уставившись на него, пробормотал:
— Сэр, это кольцо…
— Да? — откликнулся Думбльдор.
— Я видел его на вас, когда мы были у профессора Дивангарда.
— Верно, — признал Думбльдор.
— Но разве это не… сэр, разве это не то кольцо, которое Марволо Монстер показал Огдену?
Думбльдор кивнул.
— То самое.
— Но как…? Оно всегда у вас было?
— Нет, оно попало ко мне совсем недавно, — сказал Думбльдор. — Буквально за несколько дней до того, как я забрал тебя от дяди с тетей.
— Примерно тогда же вы повредили руку, да, сэр?
— Примерно, да.
Гарри замер в нерешительности. Думбльдор улыбался.
— Сэр, а как именно…?
— Уже поздно, Гарри! Ты услышишь эту историю в другой раз. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр.
Глава одиннадцатая. Помощь Гермионы
Гермиона оказалась права: свободные часы в расписании шестиклассников отводились не для счастливого ничегонеделания, о котором так мечтал Рон, а для выполнения немыслимого количества домашних заданий. Ребята занимались столько, словно каждый день готовились к новым экзаменам, да и сами предметы требовали гораздо большей отдачи. На превращениях Гарри теперь понимал лишь половину объяснений; даже Гермионе иной раз приходилось просить профессора Макгонаголл повторить сказанное. Однако самым поразительным было то, что любимым предметом Гарри — благодаря Принцу-полукровке и к вящему неудовольствию Гермионы — неожиданно стало зельеделие.