Потом в разных местах закричали… Яркие, белые, языки огня взвились вокруг тела Дамблдора и стола, на котором оно лежало. Они поднимались всё выше и выше, скрывая тело. Белый дым спиралями поднимался в воздух, расплывался странными очертаниями. Гарри показалось, на одну щемящую сердце секунду, что он увидел ликующего феникса, взлетающего в небесную синеву, но в следующую секунду огонь погас. На его месте была белая мраморная гробница, скрывшая тело Дамблдора.
Потом опять были крики, и дождь из стрел пронизал воздух, но стрелы упали далеко от людей. Гарри понял, что это прощались кентавры. Он увидел, как они развернулись и исчезли в прохладной тени деревьев. И русалки тоже медленно погрузились в зеленую воду и пропали из виду.
Гарри посмотрел на Джинни, Рона и Эрмиону. Рон сморщился, словно солнечный свет слепил его. Лицо Эрмионы блестело от слёз, но Джинни уже не плакала. Она смотрела на Гарри тем же твёрдым, пронизывающим взглядом, как и тогда, когда она впервые обняла его после выигранного без него Квиддитчного Кубка, и Гарри знал, что с этой минуты они прекрасно понимают друг друга, и что когда он расскажет ей о том, что собирается делать, она не скажет ему «Будь осторожен» или «Не делай этого!», а просто примет его решение, потому что не будет ждать от него ничего меньшего. И он решился сказать ей то, что должен был сказать, когда умер Дамблдор.
— Джинни, послушай… — очень тихо сказал он, когда жужанние разговоров вокруг них стало громче, и люди начали вставать со своих мест. — Нельзя, чтобы я был связан с тобой. Нам нельзя больше видеться. Нам нельзя быть вместе.
Со странной кривой улыбкой она спросила:
— Что, какая-нибудь дурацкая благородная причина?
— Это было… это было, словно не со мной… эти последние несколько недель с тобой, — сказал Гарри. — Но я не могу… мы не можем… теперь я должен всё сделать сам.
Она не заплакала, она просто смотрела на него.
— Волдеморт использует людей, с которыми близки его враги. Он уже один раз сделал тебя приманкой, только потому, что ты сестра моего лучшего друга. Подумай, в какой опасности ты окажешься, если мы… ну, и дальше так будем. Он узнает, он точно узнает. И он попытается добраться до меня через тебя.
— А что если мне всё равно? — свирепо спросила Джинни.
— То, что мне не всё равно, — сказал Гарри. — Каково, ты думаешь, мне было бы, будь это твои похороны… и по моей вине…
Джинни отвернулась от него и посмотрела на озеро.
— Я никогда не прекращала о тебе думать, — сказала она. — Правда, никогда. Я всегда надеялась… Эрмиона советовала мне жить проще, может быть, с другими водиться, не так зацикливаться на тебе. Помнишь, я просто говорить не могла, когда ты был в комнате? И она подумала, что ты лучше меня заметишь, если я больше буду… сама собой.
— Умная девочка Эрмиона, — Гарри попытался улыбнуться. — Что мне стоило раньше заговорить с тобой? Мы бы давным-давно были вместе… многие месяцы… а может, годы…
— Но ты был слишком занят спасением волшебного мира, — Джинни почти смеялась. — Ну… Я не могу сказать, что ты меня удивил. Я знала, что это случится в конце концов. Я знала, что ты не будешь счастлив, пока не подстережёшь-таки Волдеморта. Может поэтому ты мне так нравишься.
Гарри почувствовал, что дальше слушать такое он не сможет; ещё он боялся, что его решимость не выдержит, если он останется сидеть рядом с Джинни. Он видел, как Эрмиона всхлипывает, уткнувшись в плечо Рону, а Рон обнимает её и гладит по голове, и у него самого с кончика длинного носа капают слёзы. Понурившись, Гарри встал, отвернулся от Джинни и могилы Дамблдора, и побрёл вдоль берега озера. Двигаться было легче, чем тупо сидеть — точно так же отправиться, чем быстрее, тем лучше, искать Разделённые Сути и угробить Волдеморта будет, наверное, легче, чем ждать и собираться это сделать…
— Гарри!
Он оглянулся. Руфус Скримджер быстро хромал к нему вдоль берега, опираясь на трость.
— Я хотел бы поговорить с тобой… ты не возражаешь, если мы немного пройдёмся вместе?
— Нет, — безразлично сказал Гарри, продолжая идти.
— Гарри, это такая ужасная трагедия, — тихо сказал Скримджер. — Ты себе не представляешь, как я был подавлен, услышав. Дамблдор был выдающимся магом. Конечно, у нас бывали разногласия, как ты слышал, но никто не знает лучше меня…
— Что вам надо? — без выражения спросил Гарри.
На лице Скримджера мелькнуло раздражение, но, как и раньше, он быстро принял сочувствующе-понимающий тон.