Ежедневно они по несколько часов проводили в этой комнате, напоминающей чулан. Дни постепенно превратились в недели. Одна проблема, требующая решения, сменяла другую, и не последней из них было то, что запасы их многосущного зелья почти исчерпались.
— Здесь осталось только на одного из нас, — сказала Гермиона, наклоняя над лампой колбу с густым и мутным зельем.
— Этого хватит, — отозвался Гарри, изучающий схему глубинных коридоров банка, нарисованную Грипхуком от руки.
Теперь, когда Гарри, Рон и Гермиона появлялись только во время еды, едва ли остальные обитатели дома могли не заметить, что что-то происходит. Никто не задавал вопросов, хотя за столом Гарри часто ловил обращённый на них взгляд Билла, задумчивый и сосредоточенный.
Чем больше времени они проводили вместе, тем яснее Гарри понимал, что ему не нравился гоблин. Грипхук оказался на удивление кровожадным: смеялся над самой идеей боли, наносимой менее сильным существам, и, казалось, получал удовольствие от перспективы причинения вреда другим волшебникам, когда они доберутся до хранилища Лестрейнджей. Гарри не сомневался, что неприязнь испытывали и остальные, но они не обсуждали это — им был нужен Грипхук.
Гоблин с ними ел неохотно. Даже после того как его ноги вылечили, он продолжал требовать, чтобы еду приносили ему в комнату на подносе, как и всё ещё слабому Олливандеру, пока Билл (после приступа ярости Флёр) не поднялся наверх и не сказал, что так продолжаться не может. После этого Грипхук присоединился к ним за общим столом, хоть и отказался есть ту же еду, требуя для себя куски сырого мяса, корнеплоды и разнообразные грибы.
Гарри чувствовал себя виноватым: в конце концов, это он настоял на том, чтобы гоблин остался в коттедже и гриффиндорец мог расспросить его. Его же вина состояла и в том, что всё семейство Уизли теперь было вынуждено скрываться, что Билл, Фред, Джордж и мистер Уизли не могли больше работать.
— Простите меня, — как-то шумным апрельским вечером сказал он Флёр, помогая ей с ужином. — Я не хотел вас во всё это вмешивать.
Она только что заставила несколько ножей нарезать бифштекс для Грипхука и Билла, который предпочитал полусырое мясо с тех пор, как на него напал Грейбек. Пока ножи работали за спиной Флёр, недовольное выражение её лица смягчилось:
— Гарри, ты спас жизнь мойей сестрье, я помнью.
По правде говоря, это было не так, но Гарри решил не напоминать ей о том, что Габриель на самом деле не угрожала опасность.
— В льюбом слючае, — продолжила Флёр, направляя палочку на стоящую на плите кастрюлю, которая сразу же закипела, — уже вечьером мистер Олливандер отправьиться к Мюриэль. Станьет польегче. Гоблин, — она слегка поморщилась, — можьет перьеместиться вниз, а ты, Рон и Дин сможетье заньять его комнату.
— Нас вполне устраивает гостиная, — сказал Гарри, понимая, что Грипхуку явно придётся не по душе идея спать на диване, а им просто необходимо делать всё для того, чтобы Грипхук был доволен. — Не волнуйся, — а когда она попыталась возразить, он продолжил: — мы тоже скоро уедем, Рон, Гермиона и я. Нам больше не стоит здесь оставаться.
— О чьём ты говорьишь? — удивилась она, недовольно взглянув на юношу. Её палочка уже сменила направление и указывало на блюдо, зависшее теперь в воздухе. — Коньечно, вам надо остаться, вы здесь в безопасностьи!
Произнося эти слова, она была очень похожа на миссис Уизли, и Гарри обрадовался, что в этот момент открылась дверь. Вошли Луна и Дин с мокрыми от дождя волосами, неся в руках дрова.
— … и маленькие ушки, — рассказывала Луна, — папа говорит, как у гиппопотамов, только фиолетовые и мохнатые. А чтобы позвать их, нужно спеть: они предпочитают вальс, ничего быстрого…
Проходя мимо Гарри, Дин неловко пожал плечами и последовал за Луной в гостиную, где Рон с Гермионой накрывали на стол. Почувствовав шанс избежать расспросов Флёр, Гарри схватил два кувшина с тыквенным соком и поспешил за ними.
— … а если ты когда-нибудь приедешь к нам, я покажу тебе рог. Папа писал мне о нём, но я его ещё не видела, потому что пожиратели смерти забрали меня прямо из Хогвартс-экспресса, и я так и не попала домой на Рождество, — говорила Луна, пока они с Дином разжигали огонь в камине.
— Луна, мы же рассказывали тебе, — перебила её Гермиона, — тот рог взорвался. Это был рог громамонта, а не морщерогого кизляка.