— Вы рассказывали эту историю кому-то, не правда ли? Другому студенту?
Она закрыла глаза и кивнула.
— У меня… и в мыслях не было… Он был так учтив. Казалось, что он понял… он симпатизировал…
«Да, — подумал Гарри, — Том Риддл, конечно, понял бы желание Хелены Рейвенкло обладать невероятным сокровищем, на которое она имела хоть немного прав».
— Ну, Вы не были первым человеком, которого очаровал Риддл, — пробормотал Гарри. — Он был очаровательным, когда хотел…
Итак, Волдеморт сумел, подлизавшись, выведать местонахождение диадемы у Серой Дамы. Он отправился в тот лес и забрал диадему из тайника, возможно, сразу после окончания Хогвартса, даже прежде, чем начал работать у Боргина и Беркса.
И мог ли быть тот отдалённый албанский лес превосходным укрытием позднее, когда Волдеморту было необходимо спокойное место, чтобы ждать долгих десять лет?
Но диадема, как только она стала крестражем, не осталась в том непритязательном дереве… Нет, диадема тайно была возвращена на своё истинное место, и Волдеморт, должно быть, спрятал её…
— … в ту ночь, когда он просил о работе! — произнёс Гарри, заканчивая свою мысль вслух.
— Прошу прощения?
— Он спрятал диадему в замке в ночь, когда просил Дамблдора принять его преподавателем! — воскликнул Гарри. Высказав это вслух, Гарри понял смысл всего. — Он, скорее всего, спрятал диадему по дороге или на обратном пути от кабинета Дамблдора! Для него было важно попытаться получить работу… тогда бы у него была возможность добраться также и до меча Гриффиндора… спасибо, благодарю Вас!
Гарри оставил её, совершенно изумлённую, парить в воздухе. Когда он вернулся ко входу в холл, то посмотрел на часы. Без пяти минут полночь, и хотя он теперь знал, что было последним крестражем, он не стал ближе к его обнаружению…
Поколения студентов были не в состоянии найти диадему — это означает, что она, скорее всего, не в башне Рейвенкло… Тогда где? Какое тайное место было у Тома Риддла в Хогвартсе, которое, он верил, останется скрытым от остальных навсегда?
Теряясь в отчаянных предположениях, Гарри завернул за угол, но успел сделать всего несколько шагов по коридору, когда с оглушительным треском сломалось окно слева от него. Едва он отпрыгнул в сторону, как огромное тело влетело через окно и ударилось о противоположную стену.
Что-то пушистое отделилось от тела и бросилось прямо к Гарри.
— Хагрид! — заревел Гарри, отбиваясь от Клыка, когда огромная фигура пса полезла к его ногам. — Что…?
— Гарри, я здесь! Я здесь!
Хагрид наклонился вниз, быстро, но сильно, обнял Гарри и отбежал к разрушенному окну:
— Хороший мальчик, Грауп! — прокричал он через отверстие в окне. — Я это, через секунду буду! Хороший мальчик!
Позади Хагрида, во тьме ночи, Гарри увидел отдалённые всполохи света и услышал жуткий причитающий крик. Он посмотрел на часы: была полночь. Битва началась.
— Чтоб мне провалиться, Гарри, — с одышкой произнёс Хагрид. — Это оно, да? Время битвы?
— Хагрид, откуда ты появился?
— Услышал о Сам-Знаешь-Ком из своей пещеры, — сурово проговорил Хагрид. — Земля слухами полнится, не так ли? Вот пытался добраться к тебе до полуночи, Гарри. Знал, что ты должен быть здесь и что это произойдёт. Успокойся, Клык! Мы пришли, чтобы присоединиться к тебе, Гарри. Я, Грауп, и Клык. Мы прокладывали путь по границе леса, Грауп нёс нас, Клыка и меня. Сказал ему, чтобы доставил меня в замок, вот он и впихнул меня через окно, слава ему. Не то, что я хотел, конечно, но… А где Рон и Гермиона?
— Это, — замялся Гарри, — хороший вопрос. Пойдём.
Они вместе заспешили по коридору, Клык вприпрыжку бежал за ними. Гарри слышал движение в коридорах вокруг: звуки быстрых шагов, крики; через окна он видел ещё большее количество вспышек света на фоне тёмной земли.
— Куда мы идём? — выдохнул Хагрид, ступая за Гарри след в след и заставляя половицы скрипеть.
— На самом деле я не знаю, — сказал Гарри, делая наугад ещё один поворот. — Но Рон и Гермиона должны быть где-то здесь…
Первые жертвы войны уже были разбросаны около прохода впереди: две каменные горгульи, которые обычно охраняли вход в учительскую, были разбиты заклятием, которое испарилось через очередное разбитое окно. Их останки слабо шевелились на полу, и, когда Гарри приблизился к одной из отделённых от тела голов, она слабо простонала:
— О, не надо меня… Я буду тихо лежать здесь и осыпаться…
Её уродливое каменное лицо внезапно заставило Гарри вспомнить о мраморном бюсте Ровены Рейвенкло в доме Ксенофилиуса, носившей столь нелепый головной убор, а затем о статуе в башне Рейвенкло, с каменной диадемой на белых кудрях.