— Вы его достали? — закричал Рон, приподнявшись на подушках. — Никто мне ничего не рассказывает! Чтоб мне провалиться! Могли бы и сказать!
— Ну, мы, кажется, спасались от пожирателей смерти, разве не так? — напомнила Гермиона. — Вот.
И она вытащила медальон из кармана мантии и передала его Рону. По размеру он был с куриное яйцо. Витиеватая буква S, инкрустированная множеством маленьких зелёных камней, вспыхивала, и свет от неё был виден даже через брезентовую крышу палатки.
— Его ведь никто не мог разрушить, раз он был у Кричера? — с надеждой спросил Рон. — Вы уверены, что это всё ещё крестраж?
— Я думаю, да, — ответила Гермиона, забрала медальон обратно и внимательно осмотрела.
— Здесь были бы повреждения, если бы его пытались уничтожить при помощи магии.
Она передала медальон Гарри, который повертел его в руке. Вещь выглядела прекрасной и нетронутой. Он вспомнил искорёженные остатки дневника и расколовшийся камень в кольце-крестраже, когда Дамблдор его уничтожил.
— Я думаю, Кричер прав, — произнёс Гарри. — Нам придётся найти способ открыть медальон до того, как мы его уничтожим.
И пока он это произносил, внезапное осознание того, ЧТО именно он держит в руках, что живёт за маленькими золотыми дверцами, поразило Гарри донельзя. Несмотря на чрезмерные усилия по его поиску, он почувствовал неистовое желание выбросить медальон подальше. Опять переборов себя, он постарался отделить части медальона друг от друга вручную, затем попробовал применить заклинание, которым Гермиона открыла дверь в спальню Регулуса. Ничего не сработало. Он отдал медальон Гермионе и Рону. Те также изо всех сил попробовали открыть медальон, но преуспели не больше Гарри.
— Вы хотя бы его чувствуете? — тихо спросил Рон, крепко сжимая медальон в кулаке.
— О чём ты?
Рон передал крестраж Гарри. Через пару мгновений Гарри понял, что Рон имел в виду. Чувствовал ли он пульсацию своей крови в венах или что-то на самом деле билось внутри медальона наподобие крошечного металлического сердца?
— Что мы будем с ним делать? — поинтересовалась Гермиона.
— Держать в безопасности, пока не узнаем, как его уничтожить, — ответил Гарри и без особого желания повесил цепочку себе на шею, спрятав медальон на груди под мантией, рядом с мешочком, который подарил ему Хагрид. — Я думаю, мы должны носить его по очереди, чтобы следить за тем, что происходит около палатки, — обращаясь к Гермионе, добавил он, потом встал и потянулся. — И мы должны подумать о еде. Оставайся здесь! — воскликнул он, заметив, как позеленел Рон, едва сделав попытку встать.
С помощью вредноскопа, подаренного Гермионой Гарри на день рождения и аккуратно поставленным на стол в палатке, весь остаток дня Гарри и Гермиона поочерёдно наблюдали за происходящим вокруг. Впрочем, вредноскоп оставался тихим и неподвижным весь день. То ли действовали защитные заклинания и чары, отгоняющие магглов, которые наложила Гермиона по округе, то ли мало кто осмеливался идти этой дорогой, но их участок леса оставался пустынным, если не считать изредка пролетающих птиц и пробегающих белок.
Вечер не принёс никаких перемен. Сменив Гермиону в десять часов вечера, Гарри осветил окрестности волшебной палочкой и осмотрелся: пустынный пейзаж, летучие мыши порхают высоко над головой по звёздному небу — тому единственному его участку, который был виден с их защищённой полянки.
Он вновь почувствовал голод и некоторое головокружение. В волшебной сумке Гермионы не осталось еды, поэтому она предложила вернуться на эту ночь в Гриммаулд Плейс: всё равно, кроме лесных грибов, которые Гермиона собрала под ближайшими деревьями и сварила в котелке, есть было нечего. Рон сделал пару глотков этой похлёбки и отодвинул свою порцию с таким видом, что его вот-вот стошнит. Гарри мужественно доел, чтобы не обижать Гермиону.
Окружающую тишину нарушил странный шорох, похожий на треск веток. Гарри подумал, что это, скорее всего, какое-нибудь животное, а не люди, но всё же держал палочку наготове. Его внутренности, и без того бунтующие из-за жёстких грибов, смутно ныли.
Он думал, что будет безмерно рад, если они сумеют выкрасть крестраж, но ликования не было. Всё, что он чувствовал, вглядываясь в темноту, освещаемую лишь тонким лучом света от палочки, это тревогу за будущее. Казалось, что он стремился к этому моменту в течение многих недель, месяцев, возможно, даже лет, но сейчас он резко остановился, сошёл с пути.
Где-то находились и другие крестражи, но он не имел даже слабого представления о том, где они могли бы быть. Он даже не знал, как они выглядели. Кроме того, он не понимал, как уничтожить тот единственный, что они нашли. Крестраж, который сейчас висел на его шее. Любопытно, что он не нагревался о тело. Медальон был таким же холодным, как будто его только что достали из ледяной воды. Время от времени Гарри думал, или просто воображал, будто он мог чувствовать тихое, неровное биение напротив своего сердца. Отвратительные предчувствия надвигались на него в темноте. Он пытался отбиться от них, оттолкнуть, но, несмотря ни на что, они безжалостно возвращались назад. Никакой жизни, пока тот, другой, продолжает существовать. Рон и Гермиона, тихо разговаривающие позади него в палатке, могут уйти, если захотят, — он не может. И пока Гарри сидел и пытался справиться со своими страхами и усталостью, ему казалось, что крестраж на его груди отсчитывает время, что ему осталось. "Глупая мысль ", — сказал он себе, — "не думай об этом ".
Его шрам опять начал болеть. Он испугался, что причиной этому стали те самые мысли, и попытался направить их в другое русло. Он подумал о бедном Кричере, который ждал их дома, а вместо этого получил Яксли. Будет ли эльф молчать или выдаст пожирателю смерти всё, что знает? Гарри хотелось верить, что Кричер изменил своё отношение к нему, стал более терпим. Но кто знает, что может случиться? Может, пожиратели смерти мучили эльфа? Мрачные картины полезли в голову, он попытался отодвинуть их в сторону, поскольку всё равно ничего не мог сделать для Кричера. Гарри и Гермиона решили, что не станут пытаться вызвать его снова: что если с ним появится кто-то из Министерства? Они не были уверены, что аппарация эльфов была свободна от того же огреха, из-за которого Яксли попал в Гриммаулд Плейс, ухватившись за рукав Гермионы.
Теперь шрам Гарри горел. Он подумал, что они столько не знают: Люпин был прав на счёт магии, с которой они никогда не сталкивались и даже не могли себе представить её силу. Почему Дамблдор не объяснил большего? Может, предполагал, что у него будет время, что он будет жить долгие годы, даже столетия, как его друг, Николас Фламель? Если так, то он был неправ… Снейп позаботился об этом… Спейп — спящая змея, которая ударила наверху башни…
И Дамблдор пал… Пал…
— Дай это мне, Грегорович.
Голос Гарри был высок, чист и холоден; он держал перед собой палочку длинными белыми пальцами. Человек, на которого он показывал, был подвешен вверх тормашками, хотя никаких верёвок, держащих его, не было видно. Он раскачивался в воздухе, связанный по рукам и ногам чем-то невидимым и ужасным, обвивающим тело. Его полное ужаса лицо, красное от прилившей к голове крови, находилось на одном уровне с лицом Гарри. У него были белоснежные волосы и густая пушистая борода — вылитый Дед Мороз.
— У меня её нет, у меня её больше нет! У меня украли её много лет назад!
— Не лги Лорду Волдеморту, Грегорович. Он знает… Он всегда знает.
Зрачки подвешенного человека были расширены от страха. Они, казалось, увеличивались всё больше и больше, пока их чернота не поглотила Гарри целиком…
Гарри спешил по тёмному коридору за крепким, невысоким Грегоровичем, державшим над головой фонарь. В конце коридора Грегорович открыл дверь в комнату, похожую на мастерскую: древесная стружка и золото мерцали в колеблющемся потоке света, а на подоконнике, взгромоздившись, сидел золотоволосый молодой человек, похожий на гигантскую птицу. За долю секунды, когда фонарь осветил помещение, Гарри заметил восторг на этом красивом лице. В тот же момент незваный гость выстрелил из палочки Оглушающим заклинанием и выпрыгнул из окна, заливаясь радостным смехом.