— Нашего возраста, — оборвал его Гарри тем же тоном, каким он возражал Гермионе, и что-то в его лице заставило Рона оставить эту тему.
Большой паук сидел в центре прозрачной паутины в зарослях ежевики. Гарри нацелил на него палочку, которую дал ему Рон прошлой ночью. Гермиона осмотрела её и сказала, что она из терна.
— Engorgio.
Паук начал слегка дрожать, колебля паутину. Гарри попробовал снова. На этот раз паук немного вырос.
— Оставь это, — внезапно попросил Рон. — Прости, я сказал, что Дамблдор был молод.
Гарри совсем забыл, что Рон ненавидит пауков.
— Извини, reducio.
Паук не уменьшился. Гарри посмотрел вниз, на терновую палочку. Даже простейшие чары, которые он пробовал в этот день, были более слабыми, по сравнению с теми, что он обычно творил палочкой с пером феникса. Новая палочка была досадно незнакомой. Как будто чужую руку пришили к концу его руки.
— Тебе надо только практиковаться, — произнесла Гермиона, бесшумно приблизившись к ним и тревожно смотря из-за спины, как Гарри пытался увеличивать и уменьшать паука. — Это вопрос веры, Гарри.
Он понимал, почему она так хочет, чтобы у него всё получилось. Она всё ещё чувствовала свою вину в том, что сломалась его палочка. Гарри удержался от готового сорваться с его губ предложения ей самой взять терновую палочку, раз она считает, что нет никакой разницы, а ему отдать свою. Но он очень хотел, чтобы они все трое оставались друзьями, и поэтому промолчал. Но когда Рон осторожно улыбнулся Гермионе, она гордо удалилась и спряталась снова за книгой.
Все трое вернулись к палатке, когда стемнело, и Гарри первым остался на часах. Сидя у входа, он пытался терновой палочкой заставить летать маленькие камушки, но магия казалась неуклюжей и более слабой, чем прежде. Гермиона читала лёжа, когда Рон, после многочисленных коротких взглядов на неё, достал из рюкзака маленькое деревянное радио и принялся его настраивать.
— Есть одна программа, — сказал он Гарри низким голосом, — в которой рассказывают правду. Остальные на стороне Сам-Знаешь-Кого и следуют за Министерством, но эта одна… подожди, сам услышишь. Только они не могут вещать каждую ночь, им приходится менять местоположение на случай внезапного нападения. И ещё ты должен знать пароль, чтобы подключиться к ним… Проблема в том, что я пропустил последний раз…
Он легонько барабанил палочкой по крышке радио, что-то шепча, и при этом то и дело незаметно бросал на Гермиону взгляд, опасаясь вспышки гнева, но она не обращала на него никакого внимания, будто его вообще там не было. В течение десяти минут Рон крутил диск и что-то бормотал, Гермиона переворачивала страницы книги, а Гарри продолжал практиковаться с терновой палочкой. Наконец, Гермиона спустилась с кровати. Рон сразу же прекратил крутить ручку.
— Если вас это раздражает, я остановлюсь, — нервно произнёс он.
Гермиона не соблаговолила отреагировать и обратилась к Гарри.
— Мы должны поговорить, — начала она.
Он посмотрел на книгу, которую она всё ещё сжимала в руках. Это была «Жизнь и ложь Альбуса Дамблдора».
— О чём? — спросил он нерешительно.
Сквозь его сознание пронеслась мысль о том, что там может быть глава о нём, а он не был уверен, что в состоянии слушать версию Риты о его взаимоотношениях с Дамблдором. Однако ответ Гермионы был неожиданным:
— Я хочу пойти и увидеться с Ксенофилиусом Лавгудом.
Гарри уставился на неё.
— С кем?
— Ксенофилиус Лавгуд, отец Луны. Я хочу пойти и поговорить с ним.
— Гермиона, зачем?
Она глубоко вздохнула, как бы собираясь с силами, и сказала:
— Это метка, метка в книге барда Бидла. Посмотри на неё.
Она ткнула в него «Жизнью и ложью Альбуса Дамблдора». Гарри неохотно поднял глаза и увидел фотографию настоящего письма Дамблдора к Гринделвальду, характерный острый наклонный почерк Дамблдора. Он ненавидел это абсолютное доказательство, что Дамблдор действительно написал это письмо и что это не выдумки Риты.
— Подпись, — сказала Гермиона. — Посмотри на подпись, Гарри!
Он послушался. Какое-то время он не понимал, о чём она говорит, но, присмотревшись внимательнее с помощью светящейся палочки, он разглядел, что Дамблдор заменил «А» в «Альбусе» крошечным треугольным значком, нарисованным в «Сказках барда Бидла».
— Гермиона, что ты… — с сомнением начал Рон, но девушка остановила его взглядом и повернулась обратно к Гарри.
— Это возникло неожиданно, не так ли? — сказала она. — Я знаю, Виктор сказал, что это был символ Гринделвальда, но он определённо был на старой могиле в Годриковой Лощине, и дата на могильном камне была сделана задолго до появления Гринделвальда! А теперь это! Хорошо, мы не можем спросить Дамблдора или Гринделвальда, что это означает. Я даже не уверена, что Гринделвальд жив. Но мы можем спросить мистера Лавгуда. Он носил этот символ на свадьбе. Я уверена, что это важно, Гарри!
Гарри не ответил сразу. Он посмотрел на её напряжённое лицо и отвернулся в темноту, задумавшись. После длительной паузы он сказал:
— Гермиона, нам не нужна ещё одна Годрикова Лощина. Мы решили оставаться здесь и…
— Но это снова появляется, Гарри! Дамблдор оставил мне «Сказки барда Бидла». Почему ты думаешь, что мы не должны узнать об этом знаке?
— Ну вот, снова! — Гарри выглядел слегка раздражённым. — Мы пытаемся убедить себя, что Дамблдор оставил нам секретные знаки и ключи.
— Гаситель оказался нужной штукой, — заговорил Рон. — Я думаю, Гермиона права, думаю, мы должны повидаться с Лавгудом.
Гарри бросил в его сторону мрачный взгляд. Он был совершенно уверен, что Рон поддержал Гермиону совсем не из-за желания узнать смысл треугольной руны.
— Это не должно быть как в Годриковой Лощине, — добавил Рон. — Лавгуд на нашей стороне, Гарри. «Проныра» был за тебя очень долго. Он говорит всем, что тебе надо помочь!
— Я уверена, что это важно! — настойчиво продолжала Гермиона.
— А вы не думаете, что если бы это было так, то Дамблдор сказал бы мне до того, как умер?
— Может быть… А может быть это что-то, что мы должны узнать сами, — едва дыша произнесла Гермиона.
— Да, — заискивающе поддакнул Рон. — В этом есть смысл.
— Нет, нету, — отрезала Гермиона. — Но я всё равно думаю, что нам надо поговорить с мистером Лавгудом. Символ связан с Дамблдором, Гринделвальдом и Годриковой Лощиной. Гарри, я уверена, мы должны разузнать о нём!
— Думаю, стоит проголосовать, — предложил Рон. — Кто за то, чтобы идти к Лавгуду…
Его рука взлетела в воздух раньше, чем у Гермионы. Её губы подозрительно дрожали, когда она поднимала свою.
— Большинство, Гарри, извини, — подытожил Рон, хлопая его по спине.
— Хорошо, — ответил Гарри наполовину весело, наполовину мрачно. — Но после того как мы навестим Лавгуда, мы попробуем найти остальные крестражи, хорошо? Где живёт этот Лавгуд? Кто-нибудь из вас знает?
— Да, недалеко от нас, — отозвался Рон. — Я точно не знаю, но мама и папа всегда смотрят по направлению к холмам, когда упоминают о нём. Думаю, будет нетрудно найти.
Когда Гермиона вернулась к своей кровати, Гарри сказал чуть тише:
— Ты согласился попробовать только, чтобы вернуть её хорошее расположение.
— На войне и в любви все средства хороши, — сияя, ответил Рон. — А у нас тут и то, и другое. Веселей, сейчас рождественские каникулы, Луна должна быть дома.
Они отлично представляли деревню Оттери Санкт-Катчпол, стоящую на незащищённой от ветра стороне холма, куда они аппарировали следующим утром. Оттуда, где они оказались, в косых лучах солнца, пробивавшихся сквозь облака, деревня выглядела как коллекция маленьких игрушечных домиков. Они постояли минуту — другую, пытаясь разглядеть Нору, приложив ладони к глазам. Но смогли рассмотреть только высокую изгородь и деревья в саду, которые скрывали кривой маленький домик от глаз магглов.