Юнца и двух его подельников разложили на кушетке и обрабатывали их голые зады гибкой кожаной полоской. Хорнеджитеф праздно отметил, что за годы, прошедшие с его смерти, наказания детей стали значительно мягче: ни тебе плетей, ни палок, ни голода. Могла ли такая тяга к специализации сыграть свою роль в падении всей египетской школы? Могла. Глядя правде в глаза, нужно было признать, что взаимодействие между жрецами было налажено плохо. Структуры у египетского жречества, можно сказать, что не было. Да, был хорошо структурированный и очень эффективный дом жизни. Но целители всегда были несколько отделены от остального жречества. Как и члены дома мёртвых. Среди всех этих бальзамировщиков, смотрителей гробниц, плакальщиков и слуг, соблюдавших обряды покоя умерших, настоящих жрецов с божественным даром было от силы несколько человек. Те, кто серьезно занимался магией душ. Большая же часть магически одаренного жречества занималась тем, чем хотела. Причем отношения друг с другом у них зачастую складывались отвратительные. Подставить, предать, оклеветать, отравить — излюбленные приемы жрецов в отношении к себе подобным. Верховный жрец ничего с этим сделать не мог. Да он и не хотел. Ни один из них. Хорнеджитеф понимал реальную ситуацию: магически одаренные жрецы были фактически другим народом внутри государства Египта. Они не разделяли общих ценностей, не подчинялись общим законам, часто были одиночками. И честно говоря, развитие всей школы при такой ситуации было под большим вопросом. Насколько видел Хорнеджитеф, египетская школа волшебства достигла за четыре тысячелетия значительно меньшего, чем потомки римлян за каких-то две тысячи лет.
Плачущего юнца и двух других детей развели по разным комнатам и закрыли на замок. И всё? За то, что они не сумели скрыть воровства, только это? Н-да, потомки латинян тоже измельчали. Но, по крайней мере, их школа выжила. Светлейший Хорнеджитеф полагал, что причина кроется в разнообразии их заклинаний. И относительной простоте создания новых. Родная для Хорнеджитефа школа магии знала ровно сорок заклинаний — по количеству известных священных знаков. Может быть, существовали ещё какие-то тайные, которых он не знал, но жрец сильно в этом сомневался. Конечно, многие из этих заклинаний были очень универсальны, какие-то достаточно многогранны, чтобы одного заклинания хватало на целое направление. Например, символ Амента давал доступ почти ко всему разнообразию магии душ. Он попробовал вспомнить, есть ли что-то в магии воды, кроме заклинания Ше, но ни одного другого так и не вспомнил. И так было практически во всех сферах. Помимо заклинаний, конечно, существовали ритуалы, которые несколько разнообразили арсенал жрецов. Но это не шло ни в какое сравнение с римской школой, количество заклинаний в которой не поддавалось никакому подсчету. Позвоночник Анубиса, да у них было отдельное заклинание для наливания вина из амфоры в кубок! С другой стороны, тебе не нужно было несколько лет постигать перо истины, развивая свой разум и воображение, чтобы научиться с помощью Шшу Маат воздействовать на жидкость. У тебя для каждой, даже для самой странной и незначительной вещи, были свои простые, легко усваиваемые заклинания. М-да… Судьба его школы печальна, но видимо — закономерна. Может ли он что-то с этим сделать? И хочет ли?
Юнец тем временем, пытался выбраться из комнаты. Уджат не подействовал — логично. На Шшу Маат не решился — объяснимо. Проскользнул под дверь, обратившись водой — оригинально. Вопрос с желаниями Хорнеджитефа был довольно интересен и напрямую связан с его нынешней формой существования. Жрец сравнил свои внутренние движения и побуждения при жизни (насколько он их помнил) и в этом странном состоянии. И нашёл некоторые отличия. Из котла его посмертных эмоций полностью исчезла эмоция «хочу». Не то что бы в конце жизни он фонтанировал желаниями и мечтами, но всё-таки испытывал их. Ныне же все его действия подчинялись можно, надо или так будет правильно. Он ещё мог испытывать удовольствие, но он не хотел его испытывать. Сейчас «хочу» для него заменил интерес, простое чувство любопытства. Возможно, это было как-то связано с отсутствием своего тела. Существенно отличалась и активность, которую он проявлял, будучи живым, и нынешняя. Сейчас он как будто постоянно пребывал в полусонном состоянии. Тем не менее, этот полусон, насколько жрец мог судить, не влиял на силу его разума. Видимо Хорнеджитеф был чем-то средним между реальным живым человеком и призраком (у тех эмоциональная сфера была ещё более поврежденной). Ещё такое полусонное состояние могло объясняться тем, что ему больше не нужен был сон. Хорнеджитеф работал сейчас над временным отключением сознания, надеясь, что это сделает его более активным.