- Значит, кто-то не хотел, чтобы я о вас знал.
- «Кто-то», внучек, это не «кто-то». Помню, когда я последний раз летом восемьдесят первого был у твоих родителей, был там же и этот ваш директор по имени Альбус Дамблдор. Тогда мы с ним хорошо поспорили, я настаивал, чтобы Яша бросал все и уезжал к нам в Ленинград, Лиля меня в этом всецело поддерживала, а этот бородатый поц [16] упорно стоял на своем, что, мол, на них и на тебе висит какая-то великая цель. Тогда я сгоряча заехал ему по морде, как у нас на войне это иногда бывало, и мне так кажется, что это он добился того, что мне аннулировали визу. А ведь я прилетел тогда со всем пакетом бумаг, все было железно, у меня было на руках завещание твоего папы, которое передавало опеку над тобой мне и твоей бабушке Риве, но англичане, чтоб они так жили, как прибедняются, сказали мне, что я могу засунуть это завещание себе в тухес [17]. На том тогда дело и кончилось, я написал запрос до МИДа, но ни на что уже не надеялся. Сёма на пенсию ушел, искать стало некому. Да и потом, не до поисков тут в те годы было.
- Почему, дедушка Мойше? – удивленно спросил Гарри.
- У нас тут в восемьдесят шестом Советскую власть хотели скинуть. С понтом грабь награбленное, власть – не народу, а банкам, Запад нам не враг и прочая фашистская демократия, на какую я еще в сорок первом насмотрелся. И если бы это иностранные шпиёны всю эту воду мутили, а то из нашего же правительства, Михаил Горбачев, что был одним из замов товарища Машерова, и Эдуард Шеварднадзе, замминистра у Громыко. Хотели своих начальников скинуть и сами власть в руки взять. Но есть Бог на небесах, уберег нас.
- Как?
- Не получилось у них ничего. В апреле восемьдесят шестого поймали диверсанта, который хотел на АЭС большой кипиш [18] устроить со взрывом и прочей радиацией, стали копать, а ниточка возьми да и приведи к Верховному Совету и лично к Мишке Меченому. И свилась она, ниточка эта, в персональную петлю для него и всей его шайки. Только Шеварднадзе и сбежал, к вам в Англию, кстати. Улетел с «дружеским», как они это любят называть, визитом, а тут КГБ взял да и выдал весь расклад.
- Ах, да, я помню, дядя Вернон когда-то долго ругал коммунистов, что подавляют свободу слова и разгромили либеральное крыло своего правительства…
- Запомни, внучек, коммунисты – это все мы тут. Это я, это твой дядя Марик, это вся наша семья и весь Советский Союз. Нас ненавидит весь остальной так называемый «свободный» мир, потому что мы живем лучше них, за то, что у нас нет и половины тех идиотских законов, что отравляют жизнь им, за то, что советский рабочий получает денег больше, а налогов платит намного меньше, чем англичанин или американец. Ненавидит, но ничего не может с нами поделать. В войну с нами ввязываться не хотят, потому что это для них для всех означает гарантированный гроб с крышкой и гвоздями, вот и пытаются гадить исподтишка. Что тогда полвойны ждали, кто кого одолеет, что сейчас своих людей на управление пропихивают. Я ж помню, воевал и видел все это. Всю войну англичане сидели у себя на островах и выжидали, чья возьмет, а как мы одолевать немцев стали, так и высадились, но то, что они там хотели, у них не получилось.
- Почему?
- Бодливой корове Бог рогов не дал. Мы их на Рейне встретили, и им только то и осталось, что разоренная Франция, Голландия да два куска от бывшей Бельгии. С других мест их где немцы прогнали, а куда и мы не пустили.
- Это как?
- По их планам мы должны были летом сорок четвертого только на нашу границу выходить. А мы уже осенью сорок третьего к Берлину подошли да зимовали на Одере. Вот и торопились они, урвать хоть что-то. Высадились раньше срока, в январе вместо июня. Немец их прижал к берегу, в море сбрасывать стал. Они к нам за помощью, а товарищ Сталин не захотел раньше срока наших ребят в землю класть. А что, справедливо, мы их ждали два года, пускай и они бы нас подождали. Так что пошли мы Одер форсировать весной, как подготовились, и вышли на Рейн намного раньше них. А они, поскольку в честном бою воевать не умеют, еще раз Париж потеряли и назад почти к самому морю откатились. До сих пор этого товарищу Сталину простить не могут, хоть и нет его давно. Вот и идет с тех пор заклятая дружба между нами и ими.
- А Вы где воевали?
- Я на юге был, начал под Яссами, оттуда отступал к Кировограду, потом ехал назад, освобождал Будапешт, брал Вену, Мюнхен и Штрассбург. Я ж танкистом был, на «тридцатьчетверке» сначала воевал, потом на ИС пересадили.
- ИС – это что такое?
- Это танк такой, на котором я воевал. Пушка сто двадцать два миллиметра, «тигра» с одного попадания выбивала. Командиром танка в тот год был я, механиком-водителем – Петя Семенов, сейчас в Краснодаре живет, заряжающим был Коля Мартынов из Горловки, а наводчиком – Хаим Фельдман из Бреста, он же из спаренного пулемета стрелял. Так нас и прозвали – «Три танкиста, Хаим-пулеметчик». Эх, было время… – ветеран погрузился в воспоминания.
- Дедушка Мойше! Дедушка Мойше! – Гарри принялся тормошить ветерана. – Так Вы не сказали, почему я не попал сюда, в Россию.
- Так я ж сказал. Я заподозрил неладное, когда услышал от тебя, кого твоим опекуном назвали. Говорил же я Яше, папе твоему непутевому, да будет ему земля пухом, что дружба с этим бородатым поцем до добра не доведет. Мама твоя, что характерно, меня в этом поддерживала. А твой папа на пару с корешами своими, Сириусом и Римусом, на три голоса мне обратное кричали. Вот и докричались…! – старый танкист закончил тираду длинным матерным выражением.
- Так Сириус после этого провел двенадцать лет в тюрьме…
- Вот те пожалуйста! Этот шлимазл [19] еще легко отделался по сравнению с твоим папой.
- Он рассказывал, что отдал меня Хагриду, а потом погнался за предателем…
- Гарик, я таки не понял, он твой крестный или где? Если бы он был твоим крестным не на словах, а на деле, то спрятал бы тебя в своем доме, шагу бы не отходил, а потом дождался бы нашего прилета. Вот оно, кстати, завещание твоего папы, посмотри. Что бы они там в Англии не говорили, но экземпляр с печатью, что мы тогда с твоим папой составили, у меня есть, а до нас бородатый поц не дотянулся.
- В случае моей смерти… – начал читать Гарри сквозь слезы. – Опеку над моим сыном перепоручаю моему двоюродному дяде Моисею Поттеру из Советского Союза. До его прибытия опеку должен осуществлять Сириус Орион Блэк…
- Вот видишь? А его куда понесло? Вместо прямого исполнения обязанностей? И кончилось тем, что его подставили и бросили в тюрьму без суда и следствия. Кстати, если, как ты мне рассказывал, этот бородатый поц Дамблдор уже тогда заправлял всем и всюду, то почему он твоего Сириуса не судил? Боялся, что правда выплывет наружу и что у надежды и опоры английских чародеев вдруг окажется родня в СССР?
- Я не знаю… – на глаза Гарри стали наворачиваться слезы.
- Тише, Гарик, тише, я тебя не виню, – погладил Гарри по голове дедушка Мойше. – Ты ни в чем не виноват, и я ни в чем не виноват… Не переживай, кончились твои мучения. Ты теперь среди своих, мы тебя в обиду не дадим.
- Правда?
- Правда, внучек, правда. И мы будем драться. Я не собираюсь прощать этому бородатому поцу смерть Яши, да и твои мучения тоже. И я это все просто так не оставлю. У меня и у твоих дядьев Лёвы и Марика есть знакомые в милиции и в КГБ, и среди советских чародеев тоже, так что, Гарик, мы с тобой еще повоюем! И попомни мои слова, этот бородатый мишигинер [20] еще горько пожалеет, что связался с нами!
- Дедушка Мойше…
- А?
- Надо письма написать. Друзьям моим, Рону, Гермионе, да и Сириусу. Я же исчез тогда, никому ничего не сказал.
- Это да, друзей бросать – последнее дело. Напиши, шо все у тебя хорошо, шо ты нашел свою семью, пригласи к нам приехать. Вон, к нам на дачу на электричке поедем, у нас дача большая, будет, где погулять, Финский залив недалеко, озёра кругом, летом мы только так купаемся. А коли что – так и в Крым поедем, у меня там сослуживцы живут, давно в гости звали, все никак туда не соберусь. Так что пиши, внучек, а я пойду своих искать, кто еще на пенсию не ушел да может нам с тобой помочь. Точно помню, вроде Сима еще в ОВИРе работала, надо будет к ней сходить, чтоб она тебе паспорт выдала… – и старый Моисей начал снова рыться в бумагах в поисках записных книжек.