Интересный парадокс — теперь уже Гарри внимательно вслушивался в речь призрака, выписывая отдельные слова. И нет, вовсе не потому, что видел в них некую Великую Истину, которую попытался скрыть от лучшей ученицы своего курса. Всё гораздо проще — он изучал непосредственно профессора Бинса. Пытался найти слова, в которых в речи возникала хоть какой-то отзвук эмоции. Вслушивался, пытаясь отследить реакции преподавателя истории магии на разные вещи.
Получалось так себе, прямо скажем. Но Гарри не отчаивался.
Про профессора истории магии удалось немало интересных фактов, но они никак не укладывались в какую-то нормальную картину.
— Мастер Бинс, он необщителен, — задумчиво подёгал бородку Свидетель Номер Два, в миру сэр Николас. — Право, никогда от него слова не слышал, кроме как на ученических лекциях. Думается мне, смерть знатно его впечатлила и заставила полностью уйти в любимое дело. Случается с молодыми призраками.
— Молодыми? — не понял Гарри. Бинс был каким угодно, только не молодым.
— Молодыми как призрак, — пояснил сэр Николас. — Недавно умершими и только-только перешедшими в подобную форму бытия. Мастер Бинс самый молодой среди нас, если не считать бедняжку Миртл, ей ещё чуть меньше пятьдесяти.
— А как умер профессор Бинс? — решил уточнить важный вопрос Поттер. Историю про Миртл стоило оставить на другой раз, и в первую очередь — познакомиться с самим призраком. Вряд ли она будет такой же неразговорчивой, как преподаватель истории магии.
— Увы, детали мне неведомы, — с сожалением вздохнул сэр Николас. — Помню, уважаемый Толстый Монах как-то говорил, что просто сердце остановилось. Он был уже стар тогда, возможно, забыл принять нужные зелья?
Пришлось обратиться к Свидетелю Номер Три.
— Да, юноша, бедный Бинс был просто стар, — подтвердил призрак Хаффлпаффа. — Он был немало увлечён своими проектами, так ярко рассказывал о всяких раскопках… Призрачная жизнь, увы, не пошла ему на пользу. Бедняга не смог смириться, что никогда не вернётся к делу своей жизни, должно быть. Нам не удавалось толком пообщаться, он даже не бывал никогда на наших, призрачных, встречах или вечеринках. Очень, очень нелюдим, право слово. В следующем году наш общий друг Николас отмечает пятисотлетие смерти, немалая дата, согласитесь? Все призраки замка соберутся, даже Пивз отложит свои шалости. Но бедный Бинс, увы, как обычно к нам не присоединиться, могу вас заверить.
— А почему он вообще остался преподавать историю магии? — сумел вклиниться с вопросом в пространную речь Толстого Монаха Гарри.
— Его попросил директор, конечно! — воскликнул призрак. — Он же, кстати, и первым нашёл тело, как мне помниться. Дайте подумать, кто тогда занимал это кресло? Идэсса? Нет-нет, она была в шестнадцатом веке… Да, точно, это был Блэк! Тот директор, что поссорился с Пивзом, как раз оставил кресло, и Финеас был следующим. Это был тысяча восемьсот девяносто первый год.
Финеас Блэк, возможно, и пролил бы ещё немного света на всю историю и стал бы следующим свидетелем, но говорить с кем-либо категорически отказался. Его портрет, в смысле, который висел в кабинете директора. Гарри попытался попытался перекинуться с ним словом во время перерыва на уроке окклюменции, но вздорный старик препочёл отмолчаться.
Из-за чего был переквалифицирован в Улику Номер Два вместе со своим предшественником. Вся проблема была в датах. Да, Финеас Блэк стал директором Хогвартса в тысяча девятьсот первый год, а прошлый оставил кресло в том же году. Вот только разрыв между ними был почти в полгода. И именно в эти дни Школа Волшебства и Чародейства обзавелась призраком-профессором.
Правила, которые смог найти Гарри, говорили, что всё это время Хогвартсом управлял заместитель предыдущего директора. Как правило именно он становился следующим руководителем, но не в этот раз — Блэк вообще не имел до этого отношения к школе, но смог надавать на попечительский совет. Политика, наверняка.