– Кто твой кореш? Говори фамилию, быстрым бегом!
Я получил очередную тычку и предпочел отмолчаться.
– Ничего, сейчас привезем в отделение, сразу запоешь! – успокоил меня старший лейтенант.
На его честном лице золотозубо сверкнула ухмылка.
Мы кружили по московским улицам и переулкам. Нельзя сказать, что столица мне не нравилась. После заповедной пограничной глуши на Западном Буге Москва подавляла и озадачивала. Я жадно впитывал городской ландшафт, прекрасно понимая, что эти короткие впечатления – немногое, что мне осталось на вольной жизни. Возможно, меня расстреляют. Старлей по-прежнему донимал вопросами, лениво подталкивал кулаком, вяло действуя по методу: сразу нагнать холоду, чтобы клиент раскололся. Но я молчал. В такой ситуации лучше помалкивать. Никто меня, дурака, не спасет, а погубит только язык. И я держался, хотя все происходящее казалось каким-то кошмарным видением. За какие-то полмесяца меня дважды крупно подставили. По-черному. Видно, каким-то негодяям очень нужно было засадить меня за решетку и свалить на мою бедную голову преступные делишки лишенных совести московских парней.
Машина зачихала и остановилась. Мы забрались на какие-то окраины. Сержант открыл капот и стал ковыряться. Я попросил у офицера сигарету. Он великодушно усмехнулся, полез в карман, и тут я воспользовался своим единственным шансом. Кольцо наручников точно впечаталось в его переносицу. В следующее мгновение я выхватил пистолет из кобуры, зубами оттянул затвор, выскочил из машины. Сержант выпрямился. На его лице отчетливо проступило недоумение.
– Пистолет – на землю! Двумя пальчиками.
Милиционер попытался сыграть рубаху-парня:
– Ну, ты чего, парень, ведь мы все свои!
– Ну!
Пистолет упал на землю.
– А теперь, сержант, слушай очень внимательно. Сейчас ты возьмешь ключик и очень быстро откроешь эти браслеты. Ведь ты понятливый парень, у тебя умное лицо…
Сержант оказался толковым парнем, вытащил из кармана ключ, я положил руки на капот, упер в него рукоять пистолета и направил его прямо в нос милиционера.
– Стреляю тут же, без промаха, – пришлось заботливо предупредить.
Через мгновение мои руки обрели свободу. Я оттолкнул сержанта, поднял второй пистолет, вытолкал наружу офицера, который уже пришел в себя, прыгнул за руль и резко рванул с места, успев заметить изумленные лица моих недавних попутчиков. Наверное, их накажут по служебной линии…
Машина была без милицейских надписей, видно, оперативная, поэтому я решил немного проехаться с ветерком. Как раз и улица хорошо называлась – Свободы. Возле "Сходненской" я решил не играть с судьбой, остановился. Оба пистолета сунул в бардачок. Закрыв машину на ключ, бросил его под днище и неторопливо нырнул в утробу метрополитена… Тут вспомнил, что не вытер отпечатки пальцев с руля, и рванул по ступенькам наверх. Машина ждала меня, зеленая, как крокодил, и вовсю улыбалась решеткой радиатора. Ничего не оставалось делать, полез доставать закинутый ключ. Выудив связку и еще не разогнувшись, неожиданно увидел у своего носа пару крепких "омоновских" ботинок. Подняв глаза, увидел, вы правильно догадались, постового милиционера, который и в дождь, и в стужу, и днем, и ночью не дает покоя таким мерзавцам, как я…
– Какие-то проблемы, браток? – спросил он меня очень участливо.
– Да вот, что-то глушитель стучит, – ответил я не менее дружелюбно. – Как бы не отломался.
Милиционер посочувствовал и отошел. У меня даже на душе потеплело: есть же отличные ребята в милиции. Протерев руль, быстро захлопнул дверцу, опять закрыл ее, а ключи на этот раз незаметно уронил в ближайшую урну.
Голубой вагон нес меня по черному тоннелю, сверху гигантской пульсирующей амебой распласталась Москва. Я закрыл лицо мятой газетой, сделав вид, что читаю. У меня начался синдром преследования. Странно, что до сих пор меня не пристрелили при попытке к побегу, не посадили в СИЗО с видом на ближайшее десятилетие.
Возвратиться к боссу – и надеяться на яркую, как свеча, жизнь? Уйти в никуда, стать на неопределенное время бомжем, а потом вернуться во Владивосток к матери и сказать, что нищ, как бесхвостая мышь.
И тут я вспомнил про Валеру Скокова. Он выручал меня в Афганистане, потом судьба нас развела, я попал на Украину, он – в контрразведку, затем генерал-"афганец" забрал его на Лубянку. На проходной мне не сказали ничего утешительного. Отутюженный прапорщик отрубил по-уставному, что знать ничего не знает и ему не положено. Хорошо, что по "09" мне сообщили телефон дежурного офицера. И тот уже внял моей просьбе и отыскал номер Скокова.
Он сам поднял трубку, послышался знакомый голос.
– Валера, это я.
– Володя?! Ты где?
Через три минуты он был внизу, в сером костюме, при галстуке; мы крепко обнялись: не виделись с самого Афгана. Он не изменился, все тот же упрямый подбородок, пристальный, изучающий взгляд, брови вразлет, аккуратная щеточка черных усов. Я начал рассказывать о своих злоключениях, но Валера меня остановил:
– Давай не здесь.
Он сходил за пальто, и мы окунулись в вымороженную темноту московских улиц. Валера оглянулся, повел меня за угол, там мы сели в метро, проехали две остановки и, выйдя наружу, очутились у входа в кафе. Столик по молчаливому согласию заняли угловой, взяли бутылку вина и пару салатов.
– Ну, как жизнь в "конторе"?
– Все, слава богу, вернулось на круги своя… – задумчиво ответил Валера. – А лет пятнадцать назад – все рушилось. Откуда-то столько негодяев повыползало, всем до усрачки хотелось что-то разоблачить или покаяться, штаны снять и голым задом попросить прощения у всего демократического мира, чтобы приняли нас в свой "дом". Во время путча 1991 года я был в "наружке", у Белого дома. А потом нашлись кореша, которые заложили меня новым хозяевам. Еле успел уничтожить документы по секретным операциям в Афганистане. Мой нынешний шеф тогда попросил вывезти и сохранить. Дома обыск делали, меня раз десять к прокурору таскали… А сейчас, спасибо ВВП, возвращаем исходные позиции. Погранвойска вернули под крышу ФСБ… Ну а ты как?
Валера выслушал мою печальную историю, призадумался.
– Вижу, тебя на уголовщину потянуло… Два таких крупных залета… В старые добрые времена ты давно бы сидел в кутузке, а сейчас такой бардак, что запросто можешь разгуливать по Москве, на Лубянку наведываться. А чем промышляют твои новые хозяева?
– Я толком не разобрался… Владеют сетью торговых предприятий, ресторанов, есть свой банк. Четкая иерархия. Предупредили о железной дисциплине, – ответил я.
– Чтобы получить информацию о коммерческих структурах, нужен обоснованный запрос. А по всем прикидкам в этой структуре, где тебе ломоть хлеба дают, заправляют уголовники.
– Я вижу, ты стал серьезным парнем, – не удержался я.
– Не время дурака валять. Страна балансирует на грани, чтобы не свалиться в очередной экономический кризис, дефолт. Ты хоть понимаешь это немного?
– Немного понимаю. Ты извини, я ведь не работаю в аналитических центрах ФСБ, а из погранвойск Украины меня вытурили как потенциального шпиона. В родной же Российской Федерации всем почему-то хочется посадить меня за решетку. Мне нужно было скрыться. На ноже мои отпечатки… И вообще, я здесь никому не нужен.
– Я могу тебе помочь восстановиться, – предложил Валера.
– Не надо.
– Жаль, что ты, офицер, связался с бандитами, крушишь витрины в ресторане, как "шестерка" из дворового рэкета. – Он заговорил раздраженно.
– Я не "шестерка", и постарайся это запомнить. А то, что я расколотил витрину, так это трудности моего босса. Они между собой разберутся.
– Ты – пограничник, а сядешь в тюрьму вместе с уголовниками. Если до этого не пристукнут.
Возникла мертвая пауза, после которой встают и расходятся в разные стороны или начинают драку.
– Тебя надо спасать, – мрачно заметил Валера. – Ты сделал потрясающе много ошибок. На кой черт ты рассказал, как тебя подставили с трупом и ты скрывался от милиции? А с виду умный…
Меня всегда бесил его наставительный тон, особенно сейчас. Легче всего давать советы, когда имеешь крышу над головой, надежное и престижное место в "конторе". А ведь он даже не спросил, как моя семья, жена… В моей душе полный хаос. Когда я корячился в Афгане, жена мне изменила, мы развелись, дочку она забрала с собой… Я стал еще более одиноким, чем в лейтенантскую юность.