На следующее утро Фабиан проснулся утомленный, вялый; было уже довольно поздно. Заниматься делами ему не хотелось, и он попросил своего помощника выступить вместо него в суде. Разрозненные листки прощального письма к Кристе он запер в письменный стол, даже не взглянув на них, как будто это писал другой человек, так безразлично было ему все на свете.
От Кристы не было письма, но когда он брился, в дверь постучал долговязый Фогельсбергер и сообщил что гауляйтер приказал Фабиану явиться к завтраку в «Звезду». «Мадам Австрия» тоже будет там.
Фабиан почел это приглашение за высокую честь и оживился. Это было первое приятное чувство за последние дни.
В приподнятом настроении Фабиан спустился к часу дня в ресторан. Он был в мундире со знаками различия обер-штурмфюрера.
Они завтракали втроем в небольшом кабинете: гауляйтер, прекрасная Шарлотта и он. Росмайер так почтительно раскланивался перед Фабианом, что тот явственно разглядел шишки на его лысине. Гауляйтер намеревался в ближайшие дни надолго покинуть город.
На пальце Шарлотты было, разумеется, кольцо с драгоценным камнем, которое она накануне вечером швырнула на пол; после завтрака она достала и оригинальный серебряный мундштук с надписью: «Цветущей Жизни». Шарлотта болтала и смеялась, как всегда, но Румпф казался отсутствующим и уделял ей меньше внимания, чем обычно.
Безразличное состояние Фабиана быстро прошло за завтраком; более того, он пришел в отличное настроение.
— Поухаживайте немного за молодой красавицей, дорогой друг, — сказал Румпф Фабиану.
Он назвал его другом!
— Думаю, что мы с вами подружимся! — заметила Шарлотта и, обворожительно улыбаясь, взглянула на Фабиана своими прекрасными глазами.
— Я буду только рад, — рассмеялся гауляйтер, — красивой женщине не пристало скучать.
Вдруг он заторопился. Приказал позвать Росмайера.
— На днях вы подавали нам старое шампанское, — сказал он ему, — с золотым ярлыком. Превосходное. Принесите такую же бутылку, мы разопьем ее на прощание.
Росмайер поклонился, польщенный, и Румпф, смеясь, заметил, что рога на его голове выросли еще на сантиметр.
Вскоре он попрощался и ушел.
Когда Фабиан после обеда поднялся наверх, он увидел возле своей комнаты двух молодых людей. Похоже, члены Союза гитлеровской молодежи. Как только он приблизился, они стали навытяжку, старший щелкнул каблуками и строго, внятно скомандовал: «Смирно!» А младший продолжал стоять неподвижно, держа в руке флажок со свастикой.
И вдруг Фабиан узнал их. Это были его сыновья, Гарри и Робби, которых он не видел уже несколько лет и которых горячо любил. Сердце у него забилось от радости. Он крепко обнял их, хотя мальчики держали себя официально и сдержанно. Младший, Робби, с флажком в руке, выглядел тщедушным и бледным, к тому же на лбу у него была белая повязка, что делало его похожим на раненого солдата, только что вернувшегося с поля битвы.
— Вот и вы! — воскликнул Фабиан и прижал их к своей груди. — А что с нашим бедным Робби?
— Он был ранен вчера при атаке на укрепление, — отвечал старший, Гарри, сильный, молодцеватый юноша.
Фабиан засмеялся.
— Как это понять? Входите, дети, — сказал он и пропустил обоих сыновей в комнату. — Как ты сказал? Где он был ранен?
— При атаке на укрепление, папа, — сказал Гарри.
— Погодите минутку, — перебил его Фабиан, — не хотите ли шоколаду с пирожными? Да? И целую гору пирожных? — Он позвонил официанту и попросил мальчиков рассказать об этом самом укреплении.
Они выстроили возле живодерни большое укрепление, которое решено было атаковать. Робби был в обороне, в партии красных, а Гарри в партии синих.
— Вы обманули нас! — воскликнул младший, Робби; свой флажок со свастикой он прислонил к стене, но тот все время падал.
— Вы недоглядели! — резко возразил Гарри. — Вы дали себя обмануть, трусы!
— Трусы? Мы, красные, не трусы! — возмутился Робби, тряхнув забинтованной головой.
— Такое укрепление не сдают! — заметил Гарри.
Фабиан не вмешивался в спор мальчиков, пытливо наблюдая за ними. Так вот какие у него сыновья! Он пожертвовал ими ради Кристы и оставил их на попечение Клотильды, хотя знал, что духовная атмосфера вокруг нее могла сделаться опасной для мальчиков. Теперь его сыновья состояли в Союзе гитлеровской молодежи. Он сам, несомненно, держал бы их подальше от политики, которая во многих отношениях казалась ему спорной.