Эвклид был страшно взволнован, он глубоко вздохнул, чтобы немного успокоиться, и, повернувшись ко мне спиной, сказал, что Леонардо — по-прежнему самая надежная зацепка, пока не будет доказано обратное, наша единственная зацепка, если мы все еще хотим считать ее «нашей». Тогда он повернулся, взглянул на меня и попросил: «Пожалуйста!» Он хотел, чтобы я простила ему умолчания, снова повторяя, что поступил так, не желая задеть меня, но он никогда мне не лгал. «Если кто-то и лжет, то они: моя дочь, писатель, книги по истории — они лгут, Хулия, а я — нет».
На этом и закончилась его исповедь в тот вечер. Никаких признаний об украденных у меня идеях, никакого яркого света — всего лишь тонкий луч, нацеленный в Леонардо, с намерением запутать меня с этой идиотской зацепкой. У меня не оставалось ни единого сомнения в том, что документ находится у Эвклида и что он хочет использовать меня для сбора дальнейшей информации. Как же я была зла! Как же мне хотелось бросить ему в лицо, что он вор и лжец! Но я этого не сделала. Время еще не пришло. Признание Эвклида только укрепило меня в моем негодовании и подтолкнуло к принятию решения. Стало совершенно ясно, что Эвклид не заслуживает владеть документом Меуччи. Этот автограф должен был попасть в другие руки, более чистые, человеку, который использует манускрипт его так, как он того заслуживает, но с этим я позже разберусь. Сейчас мое решение сводилось к следующему: забрать у Эвклида реликвию. Он был моим преподавателем, а я — его лучшей ученицей, так что я должна была оказаться на высоте и воспользоваться полученными от него знаниями. Скажи я сейчас, что знаю, как он использовал мой диплом, это привело бы только к тому, что Эвклид перестанет мне доверять, узнав, что я ему больше не верю. Нет. Мой любимый профессор должен думать, что я по-прежнему его преданная союзница, и не питать ни малейших подозрений по поводу нашей игры, которая только что перевернулась.
Я вздохнула и произнесла, что он может не волноваться: мы в одной лодке, он — капитан, а Леонардо — наша зацепка. Эвклид выдохнул, в глазах его засветилась надежда, и он улыбнулся:
— Так, значит, продолжим, моя Хулия.
Я ограничилась ответной улыбкой.
11
На следующее заседание научной группы я не пошла: если честно, мне не хотелось видеть Эвклида. Утром я позвонила ему из квартиры соседа и сказала, что у меня то ли менструальные боли, то ли какая-то другая напасть, в общем, прийти не смогу. Поверил он или нет — меня как-то не слишком волновало. Заодно я позвонила Анхелю, но он не ответил. Решив повторить попытку несколько позже, я вернулась к себе домой и вроде бы взялась за стирку — уже плохо помню, но знаю, что чувствовала себя не в своей тарелке и что в квартире было битком народу, впрочем, как всегда. В этом городе все разговаривают так, будто все вокруг глухие: кричат с балконов, призывая отпрысков домой, музыку почему-то непременно включают на всю катушку, а секреты оглашаются при широко открытых дверях. Причину такого поведения я вижу в самих Карибах — во всем виновато это море, такое теплое и бурное. Как тебе объяснение? В общем, когда мне явно не по себе, да еще до такой степени, что даже ощупывание шрама на животе не успокаивает, мне нужно увидеть море: пусть оно меня утешит и что-нибудь присоветует. По меньшей мере оно меня выслушает.
В тот день я пошла на берег прогуляться. Недостатка в поводах паршиво себя чувствовать у меня не было. Во-первых, то, как поступил со мной Эвклид, — этого, естественно, я никогда не смогу переварить. Далее, потому что… как бы тебе это объяснить? Мне тогда казалось, что жизнь моя словно поставлена на паузу. Смотри, Эвклид ведь был для меня лучшим другом, и только что я столкнулась с невероятным предательством с его стороны: да, все верно, совершённым в минуту слабости, и я ни капли не сомневалась, что он меня любит, однако меня просто выворачивало при мысли о том, что он оказался способен так со мной поступить и не способен — в этом признаться. Другими словами, мой единственный друг вовсе не был настоящим другом. Понимаешь? Я никогда не могла похвастать толпой друзей, с самого детства я была скорее одиночкой, но хоть один настоящий друг должен же быть. С другой стороны — Анхель. Что у нас за отношения? Мы любовники, вместе спим, это верно, но мы и не пара, и не жених с невестой, ни «познакомься, это моя девушка» — нет. Мы любовники, и известно об этом только нам двоим.